Вот, наконец, снаружи слышится движение, люк открывается… Бортинженер Анжелика Парфёнова выходит первой, её представляют. По регламенту я выжидаю две секунды, выхожу второй, останавливаюсь, чтобы жестами приветствовать публику, собравшуюся у гермообъекта. 

Не успеваю толком окинуть взглядом всё помещение, слышу аплодисменты, вижу много людей и аккуратно спускаюсь по металлическим ступенькам вниз. Ощущаю другую температуру – воздух здесь более прохладный. Прохожу вдоль большого баннера проекта SIRIUS вслед за Ликой и занимаю свою позицию, ориентируясь по отметкам на полу. Только теперь позволяю себе поднять голову и, улыбаясь всему миру, осмотреться.

Вижу много знакомых лиц на этаже, вокруг нас, кому-то киваю, кому-то подмигиваю в знак приветствия. Балконы второго и третьего этажа рассмотреть толком не успеваю. Со всех сторон нас снимают фото- и видеокамеры и лучше не задирать голову.

Менеджер проекта и заведующий отделом внедрения, реализации и пропаганды научных достижений ИМБП, кандидат медицинских наук Марк Самуилович Белаковский представляет каждого из нас и приглашает нашего командира для финального рапорта директору института – академику РАН, доктору медицинских наук Олегу Игоревичу Орлову.

Испытываю восторг и радость: как чётко и спокойно Юра (командир экипажа Юрий Чеботарёв) смог отчитаться в такой волнительный момент, когда эмоции и впечатления захлёстывают! Далее слово было дано всем членам экипажа, меня тоже пригласили к микрофону.

Свою речь я, честно говоря, не репетировала. Когда заучиваешь текст, начинаешь больше переживать за правильную последовательность слов и «как бы чего не забыть». Разумеется, у меня был примерный план текста, на который опиралась, в голове держала его основные пункты, но не более. Вроде сказала всё, что хотела и о чём думала, очень искренне.

После того как каждый из нас выступил, произошло нечто совершенно неожиданное. К нам навстречу вышел Герой Советского Союза и РФ лётчик-космонавт Сергей Крикалёв, который провёл на МКС в общей сложности 803 дня. Его пригласили для торжественного вручения наград. Наград нам, испытателям SIRIUS-23. Это просто фантастика! Принимать медаль имени Ю. А. Гагарина за «Личный вклад в реализацию космических программ и проектов, многолетнюю добросовестную работу» из рук Сергея Крикалёва – о такой высокой чести можно было только мечтать! Подобное происходило впервые за всю историю изоляционных экспериментов в ИМБП!

Олег Игоревич Орлов лично каждому вручил букет цветов. Девушкам – в розовых оттенках, парням – в синих. Свою награду и цветы я держала с гордостью. От букета шёл невероятный дурманящий аромат, по которому так соскучилась в изоляции.

Заместитель начальника Управления аэрокосмической деятельности НАН Беларуси Иван Николаевич Буча подарил нам памятные сувениры в честь совместных с Россией космических экспедиций. От ЦПК им. А. Ю. Гагарина для экипажа доставили ящик шампанского. Но до него мы доберёмся только после 16 декабря, когда будут завершены все послеизоляционные исследования.

Далее общие вопросы от журналистов, фото для прессы и переход к личным интервью.

Началась суматоха, разные корреспонденты «расхватывали» испытателей для своих камер. В этот момент ко мне подошли представители Асгардии: сама Премьер-министр Лена Де Винне, куратор совместной программы Космической Нации и ИМБП, присутствовала сегодня на этом торжественном событии.

Одни журналисты задавали вопросы весьма формально, не вслушиваясь в ответы, не смотря в глаза, работая чётко по своему плану. Другие общались так, будто мы давние друзья. Со мной такой приём работал отлично. Чувствовала себя свободнее, ответы получались естественные и непринуждённые. Многие вопросы повторялись – все про медицинские исследования, в частности по женскому здоровью.

Вопрос, который понравился мне больше всего, звучал примерно так: «Что бы вы хотели увидеть в первую очередь, выйдя из гермообъекта, вместо толпы журналистов?». Я ответила, что, конечно, очень хотелось увидеть солнечный свет в окнах, но, увы, на дворе ноябрь.

После официального брифинга, чтобы минимизировать контакт с гостями, нас провели по запасным лестницам и по надземному крытому переходу на второй этаж одного из корпусов ИМБП. Там новый сюрприз: прямо напротив дверей для нас оформили яркую фотозону из разноцветных воздушных шаров и прочих украшений. Ещё издалека я услышала звуки баяна. Множество людей в белых халатах встретили нас поздравительными возгласами и шариками. Среди них – представитель НИИ хлебопекарной промышленности, где изготавливают хлеб для космонавтов (тот же хлеб поставляли и нам), с караваем в руках. Инна Носикова, руководительница одной из дежурных бригад на НП, была в народном костюме с кокошником и рушником, на котором нас приветствовал огромный яблочный пирог с золотой надписью SIRIUS-23.

Совместные фото, видео, объятия, радостный смех и абсолютный восторг!

А потом сразу медконтроль от ответственного врача эксперимента Арслана Рамилевича Ниязова. На брифинге и интервью приходилось говорить так много и громко, что с непривычки у меня сел голос, на что я и пожаловалась. Хорошо, что симптом появился ненадолго. Слизистая носа среагировала на перепад температуры и влажности. Неудивительно, ведь целый год мы находились в помещении с одной и той же температурой +23-25 °С и влажностью около 40%. Это ниже, чем в квартирах в отопительный сезон. Но и эта реакция была временной.

Немного придя в себя, мы вдруг заметили окно! И с возгласом «Окно!» ринулись к нему. За стеклом не было ничего необычного: всего лишь серые здания ИМБП и московский ноябрь. Но какой невероятный восторг вызвала эта картина! Мы даже запрыгали от счастья, обнимались от переизбытка эмоций, вызванного этим общим ощущением свободы!

Между тем нам уже надо было бежать на методики. Постановщикам не терпится как можно скорее исследовать испытательские тела. Начинают офтальмологи, пока наши глаза не успели перестроиться под другие виды освещения.

Я успела извлечь свой телефон из оставленных на хранение вещей. Незнакомый и непонятный гаджет: вертела в руках, не могла вспомнить, как он включается. Пришлось обратиться за помощью к дежурному врачу. Телефон был, конечно, разряжен и пришлось оставить его на зарядке. Но раз работает – уже хорошо.

Меня поразило обилие запахов вокруг. Наверное, это похоже на аносмию после ковида: когда ты какой-то период вообще не чувствовал запахов, и вдруг к тебе возвращается счастье обонять всё вокруг. И я подмечала абсолютно всё: запах в переходе на запасной лестнице, парфюм на коже людей – сейчас аромат любого парфюма кажется мне настолько сильным, что буквально сбивает с ног. Даже запах оборудования в кабинетах невероятно выражен!

С духами отдельная тема: если нахожусь в помещении, где несколько прекрасных дам, запахи их парфюма сливаются для меня в «сборную солянку» из ароматов, перебивающих друг друга, и не вызывают приятных ощущений. Страшно вспомнить метро или другой общественный транспорт… Честно говоря, даже не уверена, что захочу пользоваться парфюмом снова с той же частотой, что раньше. После изоляции и депривации ароматов понимаешь, что самое главное – быть хотя бы просто чистым и принимать душ чаще, чем раз в неделю.

Иду к Дарье Счастливцевой на её методику. Дарья проводила нам нейросемантическую психодиагностику до изоляции, а теперь проводит сразу после. Снова шапочка с электродами для ЭЭГ и программа тестов в несколько этапов. Исследование позволяет выявить по энцефалограмме триггеры для тревоги, защитных реакций и другие особенности.

Всё это проходит в темноте и тишине, чтобы ничего не отвлекало. А я открываю для себя новый аудиальный спектр: тишину помещения без вездесущего звука вентиляции и где-то далеко за окном шум от изредка проезжающих машин. Сразу возникла ассоциация с детством и домом. Во времена моего детства под нашими окнами проходила небольшая дорога, и эти проезжающие машины внизу, наверное, убаюкивали меня перед сном.

Удивительно: я почувствовала себя дома! Хотя мы весь год просидели в соседнем здании того же института, ощущения такие, будто вернулась из дальнего путешествия в родные стены.

Каждый человек, с которым встречалась в лифте, на лестнице, в коридорах, на методиках, начинал о чём-то спрашивать, комментировать изменения в моей внешности, внимания было слишком много, и я всякий раз смущалась, пытаясь отшучиваться.

После антропометрии, проведённой нашим турецким коллегой, меня наконец-то ждал ужин! «Земной», человеческий, нормальный ужин! Да ещё и в столовой на восьмом этаже с панорамными окнами, где меня захватил вид вечерних городских огней.

Передо мной на тарелке была куриная ножка с запечёнными овощами и свежим салатом из огурцов и помидоров. Мы с коллегами из экипажа сразу на всякий случай извинились друг перед другом за то, что не будем соблюдать столовый этикет, и набросились на еду, словно дикие звери. Всё казалась невероятно вкусным.

Под конец этого длинного дня была методика с УЗИ вен. Только после этого удалось немного выдохнуть, разобрать вещи, оставленные на хранение перед заходом в гермообъект. Почти вся одежда велика, хорошо, что родные смогут передать мне что-то на замену.

Первую ночь я провела в НЭКе в своей каюте. Пока возилась с вещами и рассматривала подарки, не замечала, что на часах уже за полночь. Заснула не сразу, мне всё казалось, будто кто-то разговаривает и ходит в спортивном модуле, хотя, кроме меня, тут никого уже не было. Один раз я даже сходила проверить: мало ли, вдруг инженерно-техническая бригада работает, ведь НЭК теперь был открыт. Но я ошиблась. Вероятно, на меня действовал эффект переизбытка впечатлений.