Российский комплекс лазерного оружия «Пересвет», упомянутый Владимиром Путиным в Послании Федеральному собранию 1 марта этого года, берёт начало в разработках середины 50-х годов. У истоков стоял Николай Поляшев. Неоспорима его заслуга в том, что, как сказал президент, «здесь мы на шаг впереди». Николай Поляшев многие годы работал над созданием боевых лазеров, убеждённый в перспективности этого оружия, порой имея смелость расходиться в этом с генеральной линией высшего военно-политического руководства.
В течение 17 лет он возглавлял НПО «Алмаз». На заделах и разработках коллектива под руководством Николая Поляшева основываются зенитно-ракетные системы С-400 и ещё более современные комплексы противовоздушной и противоракетной обороны.
24 октября Николаю Николаевичу Поляшеву исполнилось бы 85. Десять лет назад его не стало. Сегодня «Военно-промышленный курьер» вспоминает выдающегося оружейника вместе с его родными и близкими, продолжателями дела, учениками, друзьями.
В 2009 году в память о Николае Николаевиче Поляшеве вышла книга воспоминаний о нём. Вступление к ней написал Игорь Ашурбейли.
«Я взял на себя смелость написать первые несколько слов в этой книге не на правах его преемника на посту генерального директора «Алмаза», который Поляшев занимал 17 лет – с 1983 по 2000 год. Это право мне дали наши глубоко личные, далеко выходящие за официальные рамки, по-настоящему близкие и на редкость тёплые отношения.
.jpg)
Очень давно на одном из торжественных мероприятий, проходивших на предприятии, в тосте я назвал Николая Николаевича своим вторым отцом. И увидел раздражение на лицах многих из присутствующих – мол, молодой заместитель подхалимничает перед начальником. Но мне не было в том нужды. Наши отношения уже изначально сложились в ином ключе. Я познакомился с Поляшевым летом 1991 года.
Мне было 27 лет, отец мой давно уже проживал в другой стране. И я совершенно естественным образом, искренне и всей душой потянулся к этому необыкновенному, яркому, харизматичному человеку, который стал для меня и учителем, и отцом, и другом. У нас никогда не было отношений начальник – подчинённый. Поляшев после ряда достаточно самобытных «проверочных мероприятий» ввёл меня в свою семью. Возникло взаимное доверие, которое продлилось целых 17 лет – до самой его смерти.
Мы с увлечением работали вместе и отдыхали, не замечая ни разницы в возрасте, ни разницы в положении. Ничего в наших отношениях не изменилось и в последние восемь лет, когда Поляшев отошёл от официальной деятельности, но по-прежнему оставался моей духовной опорой.
Человек глубочайшей порядочности, он не только никогда не совершал подлостей, но и в мыслях своих не держал зла. Даже матюги в его устах (а поругаться он любил) звучали беззлобно и как-то по-детски. Если он заблуждался, то искренне, и всегда с присущим ему грубоватым юмором мог признать ошибку и исправить её. Заботливый к родным и близким, он не был подобострастен перед начальством и высокомерен с подчинёнными.
Не будучи крестьянского происхождения, он был, по моему мнению, хрестоматийным крестьянином – угловато-кряжистым, прижимистым, с хитрющими умными глазами, смекалкой и истинной народной мудростью, возводимой им порой до высот философии. Никогда не мелочился, был азартен и жаден до жизни и бескорыстного человеческого общения. Про таких говорят – человек широкой души.
Мне сильно, непереносимо его не хватает. Наверное, это слабость. Ведь не на кого больше опереться. Никто теперь не скажет: «Игоряш! Держись за трубу!». Часто говоря это мне, Поляшев имел в виду «Алмаз», но я-то всегда имел в виду его самого.
Видимо, пришло и моё «взрослое время» – время давать советы, а не просить о них, время помогать, а не просить о помощи, время отвечать, а не задавать вопросы.
Низкий поклон Вам, Николай Николаевич!
Написано Игорем Ашурбейли в Москве
2 мая 2009 года, в день поминовения усопших»
Вспоминают близкие и друзья
.jpg)
«Люди, работавшие рядом, становились и сотрудниками, и почти родственниками»
Интересами предприятия, которому было отдано более полувека, Николай Николаевич Поляшев жил до последних минут. О легендарном директоре «Алмаза» по просьбе «Военно-промышленного курьера» вспоминает супруга – Нина Николаевна Поляшева
Николай Николаевич мало рассказывал о работе. Наверное, это засело в нём с тех времён, когда о многом говорить было нельзя. Но работа для него всегда была на первом месте, а потом уже семья, дети, друзья. Мы подстраивались, учились с этим жить. Что касается ситуации в стране, конечно, он не мог спокойно смотреть на происходящее, когда рушилось дело всей его жизни. И понимал, что люди, работающие рядом, могут рассчитывать только на него. Тем более что, как у всех «красных директоров», сотрудники становились почти родственниками.
С Игорем Рауфовичем Николай Николаевич был так откровенен, как ни с кем из нас. Он любил этого человека, относился к нему как к сыну. Даже когда лежал в больнице, незадолго до смерти, а это был декабрь, мог сказать: «Игорь, купи себе шапку. Что же ты ходишь с голой головой». Всегда ждал его, только с ним хотел говорить. Это было особенное, трепетное отношение.
Игорь Рауфович был и учеником, и другом. Ему Николай Николаевич передал дело своей жизни.
Он так и объединяет нас. В день его рождения мы собираемся все вместе. С Николаем Николаевичем очень долго работали его водитель Сергей и секретарь Людмила. Представьте, у всех троих день рождения 24 октября. Да, у нас всегда были общими и праздники, и скорбные даты. Каждый год 8 марта – сложилась такая традиция – мы ходили на кладбище к Александру Андреевичу Расплетину.
Николай Николаевич очень хотел, чтобы семья оставалась семьёй. И мы дорожим этим. Все свои слова и поступки сверяем с тем, как бы он к этому отнёсся.
«В любой технике разбирался как бог»
Николай Поляшев был человеком огромного масштаба, при этом простым, приятным в общении, отмечает близкий друг, сосед по даче Анатолий Растегаев.
«С Николаем Николаевичем мы познакомились на довольно экстремальной ниве, точнее, на заснеженном поле в конце 90-х. Огромных полей, которые никем не обрабатывались, тогда везде было в избытке, соответственно и в наших краях, под Истрой. У нас по тем временам был достаточно крутой снегоход, но я, поехав кататься с женой, всё равно застрял. Так что без посторонней помощи было не выбраться. А тут едет он с женой на «Буране». Картина, конечно, интересная: мы с женой экипированы по снегоходной моде, а он подъезжает в таком рабочем ватнике...
Быстро нам помог, мы выбрались – с того и началось знакомство. Поскольку снегоходное увлечение оказалось общим, обменялись контактами. Спустя какое-то время они к нам в гости заглянули, с тех пор и подружились. Потом и мы, и они обзавелись квадроциклами, путешествовали по округе не только зимой, а когда захочется. Километров по пятьдесят, бывало, за день наматывали. Николай Николаевич был человеком неравнодушным, и то, что он пришёл на помощь совершенно незнакомым людям, само по себе его очень ярко характеризует.
Созванивались: «Ну что, погода хорошая. Покатаемся, грязь помесим?» Николай Николаевич был спортивным человеком, рассказывал, как, будучи моложе, вовсю увлекался горными лыжами. И в любой технике разбирался как бог. Он её чувствовал. А при необходимости быстро находил решение проблемы. Скажем, однажды потребовалось вывезти с покрытого глубоким снегом поля поломавшийся снегоход. Подъехать не на чем, кроме такого же снегохода, буксировать нельзя чисто технически.
Николай Николаевич с ходу предложил вариант. Купили лист оцинкованного железа, пробили с одной стороны отверстия под трос, взгромоздили снегоход на лист и на этой импровизированной волокуше вытащили его другим снегоходом без проблем. Были и другие случаи, когда он мгновенно находил неожиданные и весьма эффективные решения. Скажем, как в одиночку вытаскивать закопавшийся снегоход из сугробов: придумал простой и очень удобный домкрат, который можно было возить с собой.
Когда он узнал о своей болезни, я поразился его самообладанию и силе духа. Не сдавался, не раскисал. А когда уже всё стало ясно окончательно, он куда больше переживал не о собственных проблемах, а о том, как устроить жизнь семьи, как сделать на работе так, чтобы его уход стал наименее для всех болезненным.
За ним всегда чувствовалась сила, и я горд, что могу считать его своим другом. С человеком такого масштаба просто невозможно говорить о ничего не значащих мелочах, с ним хотелось обсуждать вопросы исключительно важные».