Годовая изоляция экипажа SIRIUS-23 – это депривация (лишение) привычного образа жизни, насыщенного общением и ощущениями. Добровольцы проходят такое испытание, чтобы воссоздать для исследований условия космоса, где космонавты живут в режиме крайне ограниченных ресурсов. Уже после четырёх месяцев эксперимента испытатель Асгардии Ксения Орлова осознала себя другим человеком. Как это произошло – читаем в её дневнике.
111-е сутки изоляции. Запись от 4.03.24 г.
Вчера у меня была подготовка пробирок для нескольких дней взятия крови по физиологическим методикам. Идём на изоляционный рекорд – за два часа я подписала 96 пробирок (по 16 на каждого испытателя), плюс собрала необходимые расходники. Сегодня уже проводила забор крови у части экипажа.
Остальные методики уже очень хорошо известны по циклограмме: анкета перед «Основным обменом», сбор волос. Из необычного: необходимо заполнить психологический личностный опросник, состоящий из 412 вопросов про взгляды на данный момент и отношение к работе. К счастью, эту методику разбили на три дня, чтобы не пришлось заполнять всё сразу. Но мне удалось сделать половину до обеда, а вторую после него, тем самым освободив время, отпущенное для заполнения, в ближайшие дни.
Вчера также согласовали проведение фото- и видеосъёмки «Неделя из жизни испытателя Ксении Шишениной». Договорились, что для Ксюши съёмку проведёт Рустам. Ребята составили план, подробно изучив циклограмму, и в конце позвали меня для обсуждения процесса и некоторых идей: что ещё можно заснять.
А чуть позже начали подготовку ко дню рождения Ксюши, 7 марта. Пока она ходила в душ, остальные собрались на кухне для обсуждения плана и подписания общей открытки, но именно в этот момент Ксюша внезапно вернулась, поскольку забыла что-то из принадлежностей. Посмеялись вместе, но тем не менее продолжили задуманное. Все прекрасно понимали, что в наших условиях как ни прячься, легко можно быть рассекреченным из-за ограниченного пространства.
В этот понедельник меня ожидала ещё традиционная тренировка на активной беговой дорожке, в процессе обдумывала редкую коммуникацию с личными контактами.
В целом создаётся впечатление, будто «земляне» не до конца осознают, что происходит с людьми в изоляции. Это как в той старой рекламе: «Нет, вы не можете меня понять». Часто мысленно повторяю эту фразу, когда в сообщениях близкие или коллеги начинают рассуждать на тему изоляции в духе: «А вот мне кажется, в изоляции...». При чтении такие слова вызывают у меня лишь улыбку. И, как правило, я никак не комментирую их, потому что: «Вы не можете меня понять». Если человек с этим не сталкивался, то действительно поймёт навряд ли, а описывать придётся очень долго.
С этим же я столкнулась после SIRIUS-21, когда слышала мнения: мол, члены экипажа стали вести себя странно, очень изменились и т. д. Мне такие рассуждения кажутся неуместными. Пережив длительную изоляцию, человек просто не может остаться таким же, как и до неё. Я много думала на эту тему и постараюсь всё же описать, на что это похоже.
Вероятно, когда мы выйдем, мир снаружи действительно будет казаться нам инопланетным. На нас, привыкших к стабильности и однообразию, одинаковым звукам, одним и тем же лицам и голосам, одним и тем же или похожим ощущениям, запахам и вкусам, неизменному интерьеру, просто лавиной обрушится многогранный внешний мир.
Скорее всего, он даже напугает. Думаю, мы будем щуриться от других видов освещения, особенно от солнечного света. Слегка вжимать голову в плечи, слыша громкие уже незнакомые звуки улицы.
Будем замирать при рассматривании каждой детали вокруг. Осторожно ступать по земле, привыкая к новым ощущениям от уличной обуви и покрытию под ногами, отличающемуся от нашего деревянного пола. Может быть, на других это и не повлияет, но себя и своё мировосприятие я знаю. Поэтому могу отчётливо представить свои личные реакции.
Вероятно, со стороны это будет напоминать что-то из детства, когда я замирала над какой-то ползущей букашкой, долго её разглядывая. Так и здесь, при любой удобной возможности я точно усядусь где-нибудь в центре цветочной клумбы и буду с восхищением рассматривать каждый цветочек, любуясь его яркостью и сложностью строения.
Или застыну посреди улицы, без наушников, жадно вслушиваясь в многоголосый шум города. Медленно вдохну, пытаясь разделить на разные ноты даже запах от автомобильных выхлопов, перемежающийся с сигаретным дымом, ароматом выпечки из какой-нибудь пекарни и запахом сырости после недавнего дождя.
Вероятно, я буду подолгу сидеть на лавочках в парках, просто впитывая каждой клеточкой кожи окружающую атмосферу, особенно весеннюю и летнюю. Запрокинув голову, вглядываться в шевеление листвы. Или просто в открытое небо.
Буду удивлять собеседников, при разговоре не моргая, жадно рассматривая каждую деталь их лиц, одежды, жестов и мимики. Особенно родных и близких. Молча и с блаженной полуулыбкой испытывая истинное эстетическое удовольствие от такого созерцания.
Меня уже неоднократно посещала мысль, что мы привыкли к восприятию только лиц друг друга – членов экипажа. Друзей и близких в основном видим на застывших фотографиях. После изоляции каждое новое лицо будет казаться невероятно интересным, с очень подвижными мимикой и эмоциями.
Вероятно, я буду осторожно относиться к прикосновениям, потому что каждое из них будет сродни разряду электрического тока. В изоляционной коммуникации с коллегами тактильность ограничивается лишь методиками. Практически отсутствуют даже дружеские жесты, не говоря уж про объятья, например.
Когда симптом «не хватает обнимашек» настигает кого-то из девочек, мы ещё можем обняться по-дружески. Получив тем самым «лечебную дозу». Но эти «обнимашки» всё равно, скорее, формальные и сильно отличаются от тех же приветственно-прощальных объятий с родственниками. До изоляции мне и в голову не приходило, что тактильная депривация будет играть такую важную роль. Даже меня, – как я раньше думала, не тактильного человека, – захлестнула волна сенсорного дефицита.
Вероятно, я буду очень медленно, смакуя оттенки вкусов, есть даже самую обычную пищу, которую мы полностью забудем за год. Не набрасываясь на всё желаемое, как раньше, так как уже привыкла есть весьма небольшими порциями. Но испытывая восторг от аппетитных ароматов, эстетичного вида и цветовой гаммы в тарелке: что-то отличающееся от бледно-коричневого в изоляционном рационе. Даже привычные ежедневные продукты в воспоминаниях становятся невероятно привлекательными.
Я скучаю по блюдам от моих родных: обычные макароны или каша, приготовленные близкими, становятся особенно желанными. Представляю, какой взрыв будет для вкусовых рецепторов, отвыкших даже от обычной соли и перца (их просто нет в гермообъекте). Я уж не говорю об изысканных сочетаниях и специях.
Опять-таки дело в пресыщении, которое мы испытываем изо дня день в обычной жизни, имея в доступе практически всё, чего хотим. Человек перестаёт различать вкусы, ему постоянно нужны новые добавки и усилители, чтобы чувствовать хоть что-то. А когда ты обнуляешь это, даже продукты с простой солью становятся деликатесом.
Вероятно, я буду осторожно перемещаться на открытых территориях, ведь придётся совершенно иначе настраивать пространственный фокус, привыкать к необъятным просторам от горизонта до горизонта. Да даже просто увидеть горизонт вместо стены НЭКа (Наземного экспериментального комплекса, где проходит эксперимент) будет счастьем.
Буду медленно спускаться и подниматься по лестницам, удивляясь их высоте и крутому подъёму: лестниц у нас тоже нет, кроме той, что при выходе на ВКД.
Вероятно, я с ужасом буду прислушиваться к тишине жилого помещения, если останусь в нём одна. Это будет максимально непривычно, ведь с тобой целый год неотлучно были пять человек, чьё присутствие ощущалось постоянно, даже когда ты закрывался в своей каюте, туалете, душе или оставался в модуле один.
Вероятно, буду невольно вздрагивать от громких шумов, подолгу вслушиваться в новые бытовые звуки от приборов и техники. Стану идеальным собеседником-слушателем, мысленно изучая голоса и привыкая к ним, наслаждаясь нюансами тембров и интонаций.
Как говорится: мы не ценим то, что имеем, и только потеряв, учимся ценить. В изоляции это актуально как нигде. Всё описанное мы чаще всего не замечаем в повседневной «земной» жизни. Более того, привыкаем настолько, что воспринимаем как должное и не бережём вовсе. И лишь с длительным отсутствием всего этого начинаем испытывать настоящую нехватку, уникальность и важность каждого момента жизни в этом удивительном огромном мире планеты Земля.
Кстати, человек с поведением, что я описала выше, безусловно, будет казаться окружающим фриком или вполне себе пришельцем из космоса. В лучшем случае – одичавшим отшельником.
Думаю, как мы адаптировались к изоляции, так же нам понадобится адаптация к земным условиям. Для себя отметила, что привыкала к жизни в гермообъекте за три месяца. А сколько мне понадобится для реадаптации на Земле? Трудно даже представить.
На работе, сразу после выхода из гермообъекта, меня уже ожидают максимальное включение и много активных действий. В отношении моей кандидатской в том числе. Но, наверное, правильнее будет вливаться постепенно. Даже смена рабочей деятельности и обстановки потребует немалых сил и привыкания. Надо вспомнить работу на оборудовании, которое не видела больше года. Процессы, которые давно не повторялись и утратили привычный автоматизм. Со многим надо будет знакомиться заново. И это, увы, факт, который надо будет принять с должным пониманием не только мне, но и всему моему окружению.
И всё это я осознаю уже сейчас, спустя четыре месяца. А что будет с осознанием через восемь месяцев, как в SIRIUS-21? А что будет через 12 месяцев изоляции? Насколько усилятся эти ощущения и предполагаемые реакции? Будем ли мы всё теми же, кем были при начале эксперимента? Безусловно, нет.
Не так давно нашли и решили пересмотреть свои видео на компьютере в радиорубке – те, что были самыми первыми, сделанными ещё во время тестового режима изоляции (dry run).
Октябрь 2023. На первой записи я – гиперстеничного телосложения, ярко накрашена. Высказываю претензию по поводу неправильной формулировки обращений НП (наземного пункта) к экипажу. Голос громкий и достаточно грубый, уверенный, даже избыточно самоуверенный.
Как странно смотреть на это сейчас... Мысленно задавалась вопросом: «Я действительно такой была?». Даже сравнила две записи, тогда и сейчас. Голос стал тише на тона два, спокойнее. Даже если меня что-то возмущает со стороны постановщиков, стараюсь сказать об этом максимально аккуратно и вежливо.
Короткая стрижка отросла до кудрей, которые всё так же живут своей жизнью, но хотя бы уже самостоятельно укладываясь в волны. Абсолютно естественное лицо без макияжа. Даже мои брови стали чуть темнее, так как я перестала их постоянно красить, воздействуя химически.
Но самое главное – внутреннее состояние, которое заметно даже на видео. Желание командовать и поведение, готовое к стычке в любой момент, сменилось нейтральным спокойствием.
Да, прохладный тон и минимальная мимика под стать формальному набору фраз на ежедневных DPC, где и не требуется тепло и эмоциональная окраска.
Снижение веса заметно даже по лицу. Черты из округлых стали более графичными.
Помню, как перед изоляцией на какой-то методике Рустам (исследователь Рустам Зарипов) не мог сразу определить у меня ключицы для наклеивания электродов. Сейчас их видно и без пальпации.
Даже странно, что на этих видео один и тот же человек. И это всего лишь 4 месяца изоляции…
СПРАВКА:Изоляционный эксперимент SIRIUS-23 стартовал 14 ноября 2023 года и продлится ровно 366 суток. Всё это время экипаж из шести добровольцев будет находиться в изоляции, в Наземном экспериментальном комплексе ИМБП РАН, выполняя программу медицинских, биологических, психологических исследований и технических экспериментов.Космическое Государство Асгардия во второй раз участвует в длительном изоляционном эксперименте с научной программой «Оценка влияния изоляции как негативного фактора космического полёта на иммунологический, микробиологический статусы и минерально-костный обмен в организме женщины». В экипаже SIRIUS-23 Асгардию представляет врач аллерголог-иммунолог Ксения Орлова.Участие в изоляционных экспериментах – один из этапов пути к выполнению главной научной миссии Асгардии – рождение первого ребёнка в космосе, что гарантирует бессмертие человеческого рода в случае катастрофы на Земле.