«Зоон политикон» и свобода союзов
Атомистические представления об обществе принадлежат прошлому. Для современной политической мысли ясно, что если атомистический индивидуализм капиталистического хозяйства ведёт к несправедливостям и не удовлетворяет требования человека, то ещё меньше их может удовлетворить коллективизм социалистического хозяйства: он так же атомистичен и так же не соответствует первозданным свойствам человека как существа общественного.
И тот и другой не учитывают, что человеческая личность – открытая система, а человеческое общество – не механическая сумма лиц, что народ, государство, население той или иной территории состоит из множества больших и малых сообществ, организаций, ассоциаций и корпораций самого различного рода, семей, хозяйственных предприятий, союзов единомышленников и так далее.
Человеческое общество по мере своего исторического развития становится всё более и более плюралистическим и в наше время начинает отчётливо осознавать этот свой плюралистический характер. По мере этого осознания пересматривается и политическое устройство. Становится всё яснее, что задача управления – связывать между собой не только отдельных граждан, но и создаваемые этими гражданами общественные союзы, управлять не отдельными гражданами, а их сообществами.
Задача государства и права – преодолевать противоречия, возникающие не только между отдельными гражданами, но и между отдельными группами граждан, связанных между собой общими интересами и выгодностью совместных действий.
.jpg)
Автор рисунка: В. Пасичник
Права человека и права союзов
О правах человека разговор идёт по всему земному шару. В нашей стране ещё в грустную эпоху застоя образовалось правозащитное движение, жертвенно начавшее борьбу за них. А Всеобщая декларация прав человека не что иное, как перечисление этих прав, включающее и право человека вступать в союзы с другими людьми. Статья 20 гласит: «Каждый человек имеет право на свободу мирных собраний и ассоциаций. Никто не может быть понуждаем вступать в какую-либо ассоциацию».
Но это и всё. Право вступать в союзы признано неотчуждаемым правом человека и гражданина. Но если поставить вопрос о правах общественных союзов, то ответить будет труднее. Многие из них после соответствующей регистрации признаются юридическими лицами и приобретают соответствующие права. Коммерческие фирмы, профессиональные союзы, ассоциации врачей, писателей, любителей природы, благотворительные общества, кооперативы, политические партии могут заключать договоры, принимать обязательства, покупать и продавать имущество, распространять свои идеи, устраивать собрания и съезды. Но эти права и свободы не систематизированы в декларации, хотя бы отдалённо подобные Декларации прав человека. Никому и в голову не приходит сказать, что права союзов принадлежат этим союзам от природы.
Никто ещё не перефразировал Руссо: «Союзы возникают свободно, а мы видим их всюду в цепях! Права союзов даруются государственной властью и в любое время могут быть видоизменены, расширены или сужены, а в пределе и вовсе отобраны.
В современном демократическом государстве любой член любого союза обладает политическим правом избирать и быть избранным, соучаствовать в государственной власти. Союзы этого права лишены. Исключение составляют политические партии, и сделано это исключение потому, что партии суть специфические политические союзы, создаваемые специально для участия в политической жизни. На практике это приводит к тому, что политическая жизнь всего народа монополизируется партиями.
Свобода вступать в союзы, как видим, не то же самое, что свобода союзов. Права человека не то же самое, что права человеческих сообществ. Становясь юридическим лицом, сам союз граждан ещё не становится гражданином. Быть может, так и должно быть. Посмотрим.
В современной демократии единственным полноценным политическим союзом признаётся государство. Оно рассматривается как самоуправляющийся союз равноправных граждан, составляющих нацию. Вся политическая жизнь нации строится на противопоставлении, типичном для социального атомизма: личность – общество, гражданин – государство. Это и отражается в системе всеобщих, равных, прямых и тайных выборов. Это значит, что выбирают все граждане, что каждый гражданин обладает только одним голосом и выбирает прямо в парламент. Ничего связующего напрямую между гражданином и государством в замысле парламентарной демократии не должно было бы быть, и политическим партиям приходится приспосабливать свою деятельность к этому основному принципу. Существуют граждане и существует государство. Всё остальное – второстепенно».
Глава о демократии в «Общественном договоре» Жан-Жака Руссо не случайно оканчивается утверждением, что для того, чтобы осуществить совершённую демократию, нужны не люди, а боги. Это верно в том смысле, что демократическое правление тем совершеннее, чем совершеннее осуществляющие его граждане. Но дело не только в совершенстве граждан; общество состоит не просто из определённого числа граждан, составляющих народ, и государственной власти, разделённой на законодательную, исполнительную и судебную. Государственная власть возвышается над сложным конгломератом различных общественных объединений, союзов, ассоциаций, организаций.
Человек – не изолированный от этих объединений социальный атом. Он, конечно, сам по себе, но он в то же время всегда сын или дочь определённых родителей, член определённой семьи, он учился в определённом классе определённой школы, он занят работой на определённом предприятии, а в свободное время дружит с определёнными людьми. Короче, он, по слову древнего Аристотеля, zoon politikon – «животное общественное».
Каждое человеческое «я» неизбежно входит составной частью в некое охватывающее его «мы». «Мы – Смирновы» или «мы – Ивановы», «мы – русские» или «мы – грузины», «мы – техники» или «мы – гуманитарии». Человеческое «я» никогда не существует иначе, как в отношении к другим людям, к другим «ты» или «вы». Выговаривая местоимение «мы», человек вовсе не мыслит себе это «мы» как множественное число от «я». Множественное число первого лица – грамматическая абстракция; на самом деле каждое человеческое «я» неповторимо и множественного числа не имеет. Люди могут сближаться по признаку подобия, но могут сближаться и по признаку дополнительности, комплементарности, ища в другом, неподобном мне, «ты» того, чего мне не хватает. А само понятие «мы» заключает в себе элемент общения и солидарности, заключение союза между «я» и «ты». Оно как бы множественное единство первого и второго лица, двух (а бывает и многих) самостоятельных «я».
Социальный атомизм, на основе которого написан «Общественный договор» Руссо и «О духе законов» Монтескье, так же плохо отражает действительность, как материализм Гольбаха или Гельвеция. Мы должны рассматривать человеческое общество как самостоятельную целостную реальность, а не как произвольное объединение. Никакого общественного договора для общей пользы люди никогда между собой не заключали.
Социальное бытие совершенно так же первично, как индивидуальное. А то, что человеческая жизнь никогда не проходит в одиночестве, но во всех её областях, начиная с личных взаимоотношений и кончая высшими духовными функциями, имеет форму общественного бытия во вражде и содружестве, есть проявление исконной солидарности, лежащее в основании человеческого бытия. Не потому человек живёт в обществе, что многие отдельные люди объединяются между собой, находя такой образ жизни более удобным и выгодным. Нет, люди живут общественной (или общей) жизнью потому, что человек стал человеком уже будучи членом семьи и по самому своему существу не может жить иначе, как в качестве члена общества, подобно тому, как (по справедливому замечанию всё того же Аристотеля) рука или нога могут вообще быть лишь в составе целого тела в качестве его органа.
Изолированно мыслимый индивид – пустая абстракция, и даже самый убеждённый мизантроп и самый суровый отшельник не родились ни мизантропами, ни отшельниками, и прошлое, в котором сложилось их жизнечувствие, связывает их с обществом и остаётся с ними в их добровольном, но неизбежно неполновесном и искусственном одиночестве.
Общественные союзы и демократический парламент
На заре современной демократии свободу союзов было нелегко отвоевать у государственной власти, привыкшей в эпоху абсолютизма опекать всякое общественное или политическое начинание. Подозрительность и даже враждебность к образованию свободных ассоциаций шла, однако, не только от монархов. Отцы современной демократии, в частности якобинцы во Франции и Вашингтон и Мэдисон в Америке, с величайшей подозрительностью относились к образованию политических группировок, которые они обозначали словом fraction, фракция или клика, полная духом интриги.
Вашингтон в своём прощальном послании завещал американскому народу остерегаться фракций и клик, а Мэдисон обозначил их как «некую часть граждан, действия которых в результате того или иного общего им стремления к удовлетворению определённой страсти или интереса противоречат правам других граждан».
Эта враждебность объясняется тем, что во времена Вашингтона и Мэдисона, то есть в конце XVIII столетия, общество мыслилось атомистически и создатели либеральной демократии не задумывались о той связи «я» и «мы», о которой мы здесь говорили. Общество представлялось им состоящим из определённого числа свободных и самостоятельных индивидов, из ряда личностей, каждая из которых получала права человека и гражданина, но и только.
Ни Монтескье, ни Руссо, ни Локк, ни другие политические мыслители того времени не занимались анализом общественных союзов, видя в них более или менее произвольные объединения, создаваемые для взаимной пользы и выгоды так, как это подсказывает здравый рассудок. Человеческая личность мыслилась ими отвлечённо, абстрактно, и человек мыслился как таковой, вне зависимости от его социальных связей.
В результате и в прошлом, да порой и в нынешнем веке многие искренние демократы были склонны противопоставлять личность обществу и думать, что свобода личности предполагает свободу от ассоциаций и корпораций, что личность противостоит не только власти государства, но всякому общественному воздействию.
В 1791 году, на вершине Французской революции, Конвент специальным законом запретил сословные и профессиональные объединения. То же было сделано в 1799 году в Англии. Пункт 4 статьи 23 Всеобщей декларации прав человека – «каждый человек имеет право создавать профессиональные союзы и входить в профессиональные союзы для защиты своих интересов» – результат длительного развития. Во Франции профессиональные союзы были узаконены только при Наполеоне III; у нас, в России, при Николае II.
Разумеется, не только солидаристической, но и всякой общественной мысли всегда было ясно, что человек живёт в обществе. Но во времена Вашингтона и Французской революции современное общество ещё только начинало складываться. Оно состояло из отдельных, самостоятельно ведущих своё хозяйство крестьян, ремесленников, купцов, землевладельцев, предпринимателей. Его деление на сословия и классы было уместно и отвечало, лучше или хуже, тогдашней социальной действительности.
«В современном высокоиндустриализованном обществе дело обстоит сложнее; это общество недаром называют «плюралистическим»; оно в сущности состоит из сплошных коллективов, обществ, объединений, ассоциаций и фирм, преследующих свои интересы, проповедующих свои идеи и обычно не имеющих единоличного хозяина. Современное государство должно, очевидно, считаться не только с отдельными гражданами или классами граждан. Оно должно принимать в расчёт всю совокупность и всё разнообразие общественных союзов, учитывать их интересы, их цели, возможности и потребности их развития.
В современном государствоведении принято говорить о плюралистическом обществе. И хотя понятия «народ» и «нация» отнюдь не фикции, говорить о единой воле народа представляется далеко не всегда оправданным. Современное либерально-демократическое управление зачастую ограничивается поиском компромиссов между различными тенденциями; диктатура хочет подчинить всех интересам одной господствующей группы. С солидаристической точки зрения перед государственной властью встаёт задача координации и солидаризации деятельности различных общественных союзов, которые, со своей стороны, стремятся оказать на неё то или иное влияние.
Политическое изучение этих союзов, естественно, анализирует это влияние и стремится учесть его вес и значение в выработке и принятии политических решений. В этом чисто политическом аспекте их обозначают как объединения, представляющие интересы охватываемых ими граждан, или как группы, ставящие себе задачей давления на органы власти (pressure groups); деятельность их – лоббирование (lobby – этим английским словом обозначается также фойе британского парламента).
Дело здесь не в названии, а в той политической функции, которую берут на себя такие объединения. Эта функция, по сути дела, есть выдвижение и обсуждение законопроектов, критика правительственных мероприятий, подготовка выступлений депутатов, выработка требований к государственной власти. В сущности, тут можно было бы говорить о «совещательной власти» или «власти советников».
Но в структуре современной либеральной демократии она не предусмотрена и вынуждена вследствие этого проявлять себя в «лобби», в фойе, в кулуарах – неформально, неофициально и зачастую негласно. Но фактически эта власть существует и в искажённой форме проявляет себя также и в том, что сейчас в разговорах принято обозначать выражениями «внепарламентская оппозиция», «давление улицы» и влияние тех или иных «кругов».
Найти ей необходимое законодательное выражение, что значит узаконить политическую функцию общественных союзов, дать им право политического голоса, вывести их из фойе в зал заседаний парламента.
Нам думается, это одна из задач ближайшего будущего.
Роман Редлих
Ещё в главе «Гражданин - государство - мир»:
«Зоон политикон» и свобода союзов
Десоветизация по-советски: интерпретация
Встречный абсурд (Драма в трёх актах с прологом, эпилогом и альтернативой)