Вождь нации как фактор в борьбе за бездифицитный госбюджет на 19... год (послесловие к происходящему?)
Давайте сознаемся: вялость, бесцветность демократии – опасность отнюдь не меньшая, чем опасность ярко выраженных цветов, скажем, красно-коричневая.
И то, что мы наблюдаем сегодня в недоброй половине стран бывшего Союза ССР, к сожалению, слишком напоминает ситуацию в Германии после кончины Веймарской республики (слёзы по которой, правда, выступили у большинства лишь на тринадцатый год буйного веселья поминок).
Мы тоже видели трёхдневную клиническую смерть отечественной демократии – насильственную. Не приведи, Господь, увидеть ту, которая воспринималась бы как естественная... А то и долгожданная?
О гуманитарной помощи
...По условиям Версальского мира Германия вместе с «ушедшими» территориями потеряла почти 7 процентов промышленных предприятий и 75(!) процентов добычи железной руды, что для нас сегодня сопоставимо с разрушением хозяйственных связей. России 90-х, к примеру, очень непросто оказалось жить без украинского и кубинского сахара; занятые же в германской промышленности в послеверсальские дни (и не только её «металлосодержащих» отраслях) ясно ощутили: жизнь стала не сахар.
Индустрия задыхалась от нехватки инвестиций – репарационные платежи связали страну по рукам и ногам. Немцы, правда, весьма рассчитывали на иностранные, в первую очередь американские, кредиты для погашения хотя бы военных долгов, но потоки капитала постепенно иссякали. С 1926 года уровень безработицы не опускался ниже отметки 1,3 миллиона человек.
ЛЮДИ ДУМАЛИ, ЧТО ЭТО КРИЗИС, НО КРИЗИС РАЗРАЗИЛСЯ ЛИШЬ В 1930 ГОДУ. Именно с этого года ведут отсчёт времени пятилетнего процесса, в результате которого Гитлер захватил власть.
Впрочем, дорогу Германии в нацистский ад проложил не столько будущий фюрер (согласитесь, исключительно его личностью невозможно объяснить, как ему удалось подмять под себя государство), сколько благие намерения г-на Брюнинга – финансового эксперта партии центра, угодившего в канцлеры. Его борьба за оздоровление бюджета, за бездефицитную экономику (знакомо и нам, не правда ль?) довела промышленность до падения производства наполовину, а общество – до точки кипения.
Безработица возросла до 4 миллионов человек. Брюнинг следовал вроде бы не вызывающему сомнений тезису: сначала должно стать ещё хуже, прежде чем станет лучше... Зачарованные красивой фразой, так же думали многие экономисты и политики страны...
Историк Рудольф Фирхаус так описал приметы времени: «Потрёпанность одежды и изношенность домашней утвари, неухоженность, обшарпанность зданий... Куда ни глянь – социальные противоречия, недоверие и взаимные обвинения, коррупция и ещё больше подозрений в коррупции, угроза социальной гражданской войны и страх перед ней».
О роли оппозиции
Германия была страной, править которой, по свидетельствам современников, было страшно. Партийную систему демократии называли «молчаливой системой бегства от ответственности».
В условиях глубочайшего социально-экономического кризиса куда удобнее было находиться в оппозиции. Один из политиков того времени разводил руками: «Правящих партий вообще нет – есть только оппозиционные».
О Конституции
Германия ждала гитлера... Ещё не зная, что им будет Адольф Гитлер. Вирусом диктатуры были поражены некоторые общественные структуры, многие из которых в неизменном виде достались в наследство от монархии.
Этот вирус угнездился и в самой Конституции – в 48-й статье, согласно которой рейхс-президент в зависимости от условий политических коллизий мог на основании собственных декретов вводить чрезвычайное положение, распускать парламент, по своему выбору делать правительственные назначения и наделять кабинет министров полномочиями без оглядки на парламент.
48-я статья была своего рода конституцией в конституции, и демократические правительства, начиная с 1930 года, не считали для себя зазорным при случае воспользоваться её услугами. Так что уже в 1932 году люди всё больше задавались не вопросом «диктатура или демократия?», а – «какого рода, чья диктатура?»
(Чего лукавить, и мы ведь с этим вопросом живём, сживаемся. Вовсе не обязательно, что демократы станут диктаторами, хотя... Но «демократический» прецедент – лучшее моральное оправдание для его повторения. РЕАКЦИЕЙ.)
«Если бы был возможен диктатор на 10 лет...» (Из записок расстрелянного)
...Огромный зал набит людьми, вскидывающими приветственно правую руку: «Хайль!» при виде появившегося оратора...
Это не сборище наци, и выступающий не Гитлер, хотя дело происходит в Германии в 1929 году. Оратор – лидер партии центра (помните г-на Брюнинга?) прелат Людвиг Каас, прибывший на мероприятие по случаю ежегодного дня католиков. Он вещает: «Никогда ещё позыв (sic!) к господству фюрера в высоком смысле слова не звучал в душе немецкого народа так живо и нетерпеливо, как в эти дни, когда беды отечества и культуры омрачают наши души».
Казнённому впоследствии гитлеровцами соратнику Кааса по партии Эугену Вольцу, наблюдавшему «обморок правительственной системы», приходило на ум: «Если бы был возможен диктатор на десять лет – я бы желал этого». Фюрер пришёл на тринадцать лет.
Слово «фюрер» в прямом переводе на русский язык значит «вождь». По принципу фюрерства строилась не одна НСДАП, но и компартия. Социал-демократ Теодор Хаубах бредил идеей фюрерской демократии.
В близкой к социал-демократии военизированной организации «Рейхсбаннер» появился свой речевой атрибут: «Фюрер, прикажи – мы последуем за тобой». Вождём – фюрером немецкой нации называли и престарелого Гинденбурга, и социал-демократического премьера Пруссии Отто Брауна.
.jpg)
Ещё Вольтер говаривал: «Пользуйтесь, но не злоупотребляйте».
Автор рисунка: Е. Цвик
Кого выбрал немецкий народ
«Гитлер пришёл к власти в результате выборов», – глубокомысленно роняет с экрана ТВ комментатор, предостерегая и так уже шарахающийся от всего на свете наш народ. Вот бы удивились немцы 1933-го этому «открытию»!
Человека, который пришёл к власти в ходе последних действительно демократических выборов в Германии, на самом деле звали Курт Шлейхер. Генерал, занимавший пост рейхсканцлера всего 55 дней, был одержим идеей либо остановить нацистов, либо сделать их безвредными. Он полагал, что может опереться на самую мощную силу в стране – армию, Рейхсвер.
Кстати, в те дни куда более Гитлера демократы боялись Альфреда Гутенберга, министра экономики и продовольствия, лидера Национальной партии, главу реакции, как его тогда именовали.
Тогдашняя ситуация в целом давала, казалось, шанс избежать прихода наци к власти. К концу 1932 года они потеряли главный пропагандистский козырь: хаос в хозяйственной жизни страны. Гитлер был назначен рейхсканцлером именно в тот момент, когда экономика наконец-то стала выбираться из ямы: число банкротов уменьшилось, курсы акций пошли в гору, оживилось производство – налицо были признаки оздоровления, пусть первые, но очень обнадёживающие.
Распространена глупость, будто Гитлера привёл к власти крупный капитал. Его поддержку между тем фюрер завоевал, уже оказавшись в канцлерском кресле. На прошении к рейхспрезиденту Гинденбургу о назначении Гитлера рейхсканцлером оказались двадцать подписей деловых людей из так называемого круга Кеплера – коммерсанты, банкиры, промышленники средней руки. Одни фамилии – ни одного имени!
Сам Вильгельм Кеплер, к примеру, не продвинулся в предпринимательской карьере дальше положения директора двух небольших семейных предприятий. Зато 336 действительных акул капитала вскоре выразили готовность подписать прошение на имя Гинденбурга о назначении рейхсканцлером своего ставленника Папена.
Такова была реакция деловых кругов на государственно-социалистические эксперименты Шлейхера, публично дававшего понять, что ищет новый путь – средний между капитализмом и социализмом (знакомо?). Когда Гитлер и Папен приступили к переговорам за спиной Шлейхера, звезда последнего стала быстро клониться к закату.
(Кстати, отечественные бизнесмены на встрече в Российской Академии наук в ответ на тревожное для многих заявление – к власти скоро может прийти сильный человек в погонах – отреагировали спокойно: «А нам нужна сильная власть...»).
Нечто о путче
...Узнав, что Папен за его спиной вновь замахивается на канцлерство, генерал Шлейхер решил проявить твёрдость характера и отвести удар. Не от себя (он не был честолюбив), а от общества. Главную опасность для державы он видел именно в Папене, антисоциальный курс которого тянул Германию к грани гражданской войны сразу между тремя фронтами: демократами, коммунистами и нацистами.
В высоких помыслах о спасении отечества Шлейхер и шеф сухопутных сил Курт фон Хаммерштейн на совещании генеральской верхушки пришли к выводу, что только Гитлер возможен в качестве будущего канцлера. Оторвав Гитлера от Папена, генералы рассчитывали держать первого в узде, утвердив своего человека на пост министра обороны.
Этот план – последняя отчаянная попытка приручить нацистов. С таким раскладом, правда, мог бы не согласиться рейхспрезидент Гинденбург, назначавший канцлера (впрочем, он имел и другие права, зафиксированные в 48-й статье Конституции). Возникла мысль устранить его. Но как? В воздухе уже носилось слово
«ПУТЧ».
.jpg)
Д. Сикейрос. «Рыдание» (Фрагмент)
Деспот Гитлер пришёл в ужас от подобных антидемократических планов борьбы за власть. А скорее всего, испугался провала путча и крушения всех надежд. Это было 29 января 1933 года...
После полудня Папен и Гугенберг ещё играли мыслью о том, как бы оставить Гитлера за порогом кабинета министров. Мир для них перевернулся при слухах о путче, которые получали всё новые подтверждения (в резиденции рейхспрезидента для отражения нападения уже раздавали карабины).
Папен и Гутенберг готовы были пойти на всё – даже на канцлерство Гитлера (на меньшее тот был бы просто не согласен). Все дрязги по поводу дележа министерских портфелей моментально уладились бы.
30 января, в день, когда новый кабинет должен был предстать перед Гинденбургом для приведения к присяге, Папен оповещал без пяти минут министров: «Если до 11 часов правительство не будет сформировано, выступит рейхсвер».
Огородами, гуськом пробирались Гитлер, Папен и компания на Вильгельмштрассе, 77, где происходила церемония приведения к присяге. Такими были последние шаги Гитлера к власти. Так не приходят к ней в результате выборов .
(Ирония судьбы: две силы пытались спасти демократию от Гитлера. Но для спасения оказался нужен либо Гитлер, либо... опять-таки Гитлер.)
Гитлера прозевали. В катастрофу не поверили, даже когда она произошла... Гитлер, правда, долго ещё мучился от сознания того, что он не пришёл к власти, а ему поручили исполнять обязанности по её осуществлению. Новоиспечённый глава правительства был «канцлером по найму» (Папен так и выразился: «Мы его наняли»). Редкий канцлер в Веймарской республике располагал таким минимальным влиянием на формирование своего кабинета.
.jpg)
Самогибельная сила всевластия силы. Автор фото: М. Савин
Можно ли было избежать диктатуры Гитлера?
Историки дают множество утвердительных ответов на этот вопрос. В том, что Гитлер всё-таки придёт к власти, несмотря ни на что, был убеждён лишь один человек. Совсем не фюрер (тот позже признался, что только провидение спасло его, «когда уже при виде гавани он, казалось, пойдёт ко дну»).
1 января 1933 года знаменитый на всю Германию ясновидец Эрик Ян Хануссен предсказал в стихотворных строках, что именно Гитлер станет рейхсканцлером за день до смены месяца. Но с этой точки зрения, имеет ли всё здесь проговорённое какой-либо смысл?
Сергей Маслов. Авторский дайджест
Совершенно необязательный P.S.
Удивительно, но факт – до сих пор в русском языке не появилось сочетание «патриотическая диктатура». До него не додумались ни левые, ни правые патриоты. Даже в (на?) «Дне», известном своими языковыми изысками, парадоксальными перевёртышами, его не найти. Есть в словарях диктатуры левые, правые, пролетарские, криминальные, фашистские, а патриотической диктатуры нет.
На языке можно лгать, но сам язык не лжёт. Он выше обмана, как мир, жизнь, солнце. Не привилось в нашем великом и могучем это словосочетание, может быть, потому, что даже самые рьяные сторонники «диктатуры на благо Родины» (какой бы цвет политического спектра они ни представляли) слышат в нём фальшь, как слышим мы нечто лживенькое в звоне надтреснутого хрустального бокала. Да, бывают диктатуры кланов, партий (от party – часть – part), но не бывает диктатуры целого над самим собой, диктатуры Отечества над собой. Потому, наверное, и останется – хочется надеяться – это словосочетание в русском языке в числе фразеологических экзотизмов (типа оксюморонов «горячий снег», «провинциальная столица»).
Диктатура лжива изначально: утверждая свою силу и долголетие, она паразитирует на человеческих слабостях – страхе одних перед нахрапом других, ленью мысли и тела первых и неисчерпаемой гордыней последних. Без наших грехов ей смерть. Ей смерть без нашего желания иметь незаработанное, то есть чужое, без нашего неумения сочувствовать боли ближнего, без нашей ослепляющей ненависти к новому, пока непонятному будущему. Её срок – время наших грехов.
Потому диктатура – понятие этическое, нравственное, точнее, антиэтическое, направленное против вечного в человеке, против его души. В споре с душой и духом диктатура оказывается несоразмерно мала своему оппоненту – не оттого ль ощущаем стеснённость в груди в часы торжества насилия? Бездушье душит, безумье теснит ум... Мысли эти не так уж новы, но сегодня вспомнить их весьма кстати.
...Сегодня, когда посеянное в минувшую эпоху зло прорастает в и через властолюбивые привычки «новой (и не очень) элиты», стало вполне comme il faut недоумённо пожимать плечами: а что изменилось? Шли от сытой несвободы «застойлья 80-х» и пришли к «беспределу 90-х»... Всё-таки, если не лениться подумать самим, изменилось: ушли, уходят иллюзии, что дано человеку построить рай на земле, что, если поискать, найдётся идеальное общественное устройство – капитализм, коммунизм, феодализм – на все времена.
И пришёл момент выбора (чего, признайтесь себе, раньше не было): демократия или диктатура, чья бы она ни была, – выбора нравственного. Кто ищет – находит; когда мы начинаем искать врагов, дураков, чтоб свалить на них собственные промахи, они тут же находятся. Тут же оказывается необходима битва с дураками, а с неё не начинается ли наша (?) диктатура?
«А Я говорю вам, что всякий, гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду; кто же скажет брату своему: «рака», подлежит синедриону; а кто скажет: «безумный», подлежит геенне огненной». (Мф. 5:22)
Ещё в главе «Просвещение — право — власть»:
Вождь нации как фактор в борьбе за бездифицитный госбюджет на 19... год (послесловие к происходящему?)