Воскресение (лекция из цикла «Жизнь и смерть», прочитанная 20 февраля 1990 года)
Итак, на чём бы мне хотелось остановиться. Прежде всего на христианском учении о будущей судьбе человека. На языке богословия это учение называется «эсхатологией», от слова «эсхатон» – конец. Учение о конце жизненного пути человека. Надо сказать, что тут универсальный для человечества взгляд, что после смерти физического тела человек весь не умирает, что некое духовное его ядро сохраняется. Это – не привилегия христианства, а самое широкое, распространённое представление.
Бессмертие души, неразрушимость нашего «Я» – это часть естественной структуры человеческого существа, это наша природа, и именно поэтому человек, подсознательно в сущности, не верит в своё полное уничтожение. Он не может даже вообразить, что такое ничто, ибо его «Я», центру его личности, принадлежит сознание неразрушимости.
Ещё Платон показал, что разрушается составное, составленное из разных элементов. Между тем внутренняя жизнь человека – это некая, как говорят философы, «сплошность», некое единство, образующееся вокруг нашего «Я». Стержня нашего, нашей личности. И нет тех кирпичей, из которых это строится, которые потом могли бы распасться в разные стороны.
Нет тех материальных элементов, из коих, например, сложено наше тело, которое впоследствии благодаря определённым физико-химическим и биологическим процессам распадается, и каждый находит своё иное место. Вот почему величайшие умы человечества и обосновывали, и принимали эту идею каждый со своей позиции. Скажем, физик Дж. Максвелл, создатель известной теории, которая играет особенно важную роль в современных учениях об энергии, развивал учение о бессмертии со своих научных позиций.
Точно так же поступал и создатель квантовой теории Эрвин Шрёдингер. А, скажем, Иоганн Гёте подходил к этой тайне с точки зрения своего собственного, личного опыта, опыта человека-творца. И он говорил: да, я убеждён, что мой дух после моей смерти получит от Создателя какую-то новую форму труда, новую форму творчества, новую форму реализации.
Всё это – от Платона до Шрёдингера, от древних индийских текстов до современных философских концепций и особенно в свете революции медицинской, которая сделала возможной реанимацию, то есть возвращение людей оттуда, откуда прежде не было возврата, – всё это, дорогие мои, относится к естественной природе человека. Между тем христианское учение выходит за пределы этой природы.
Если вы обратитесь к христианскому православному Символу Веры, то вы не найдёте там слов: «Верую в бессмертие души». Я, может быть, рискнул бы даже сказать, что христианство не верует в это, а, по-видимому, считает это чем-то достаточно естественным. И можно к этому ещё прибавить: не исключено, – я не настаиваю, – но не исключено, что в ближайшем будущем, в обозримом будущем, этот факт – переживание сознанием своего тела – станет объектом познания уже научного. А в Символе Веры сказано так: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века».
Не бессмертия души, а воскресения мёртвых. В этом было и остаётся принципиальное отличие христианского учения об «эсхатоне», христианской эсхатологии от эсхатологии всех остальных философских концепций и религиозных учений. Ибо для христианства бесконечно дорого, что человек есть существо воплощённое, во плоти, что Бог внедрил Дух в материю, что игра плоти, игра природы, многоцветие материального мира стало тем лоном, в котором искрится дух.
Для индийской или греческой философии или некоторых форм теософии освобождение от материи есть цель, есть спасение, и это освобождение кажется очень соблазнительным. Объяснять, я думаю, вам не надо. Ибо плоть наша немощна, она страдает, искушает, она слаба, она удручена. И интересно, что у реанимированных людей чувство освобождения от тела велико, огромная лёгкость появляется у людей оттого, что это бремя спало.
Между тем для сознания церковного это – только одна сторона дела. На самом деле развоплощение человека есть не только освобождение от немощной плоти, но это есть ущербление человека, ибо человек задуман как существо вписанное, вросшее в плотское мироздание. «Я связь миров», – говорит поэт. «Я – связь миров». Значит, в нас живёт и физический мир, и химические тайны, и все элементы, из которых зиждется мироздание.
Дух через нас заключает союз со всей природой, неживой и живой. И было бы, по-видимому, ошибкой с христианской точки зрения принимать полностью знаменитую греческую концепцию «semo – somo», что значит «тело – это гробница». Тело, говорит апостол Павел, это храм Святого Духа. А раз храм, значит, нечто священное. Значит, Природа – это не просто какое-то испытание для нас. Тело – это не просто нечто, что должно нас удручать, – повесили жёрнов на шею, а потом Дух полетел, как птица. Нет... Здесь есть какой-то великий замысел! Воплощённое существо! Дух, который может стать, по слову поэта, Мессией природы.
В Библии сказано, что Господь пробудит спящих во гробах. Над этим тоже надо подумать. Что значит «спящие во гробах»? Некоторые христианские богословы, протестантские, полагают, что речь идёт о бессознательном состоянии душ человеческих после смерти, до конца истории. Можно было бы и это принять. В конце концов, время для умершего человека, по-видимому, исчезает, во всяком случае, течёт иначе. Но есть у нас другие свидетельства.
Есть свидетельства о родителях, которые помнят о детях. Я знаю массу случаев, когда умершая мать предостерегала сына или дочь во сне или каким-то тайным образом. Есть множество свидетельств того, что контакт существует.
Итак, полностью признать мнение, что умершие спят до какого-то финального эсхатологического момента, мы не имеем права. Во всяком случае, не все. И уж если говорить о святых, то они играют какую-то очень важную роль в жизни людей даже через столетия. Не только память о них, об этом я не стал бы говорить, а именно их участие.
Как бы существуют два мира. Даниил Андреев в «Розе Мира» об этом очень интересно пишет. Как бы такое вот облако, стоящее над страной, над культурой, где сосредотачиваются ушедшие по ту сторону силы духа, носители культуры. Он даже называет их такими словами, как Небесный Кремль там и т. д.
Так вот, связь продолжается и осуществляется. И тем не менее в итоге Библия говорит, что, пробудившись, то есть встав оттуда, они, умершие, воссияют как звёзды. Они обретают новую жизнь, но не чисто духовную, бесплотную, а они перевоплощаются наконец. Человек создан принципиально как существо «инкарнированное», воплощённое, и этим должна завершиться его история на Земле. Если смерть тела есть момент развоплощения, то нельзя считать его венцом и финалом нашего бытия. Финал – это воскресение мёртвых и жизнь будущего века.
Вы, конечно, можете спросить: а что ж это за новое воплощение? Это – новый этап эволюции человека в мире. Потому что эволюция прошла несколько важных этапов. Сначала – созидание структуры. Вы помните, как сказано в Библии: «бездна была вначале, и Дух Божий парил над бездной». Бог создаёт структуры, которые противятся хаосу. Потом Он говорит: «Да произведёт вода душу живую». Создаётся новое, небывалое во Вселенной – живые существа, которые ещё более побеждают хаос.
И, наконец, разумное существо, наделённое образом и подобием Творца – человек во плоти своей на Земле. Он должен ещё более обуздать хаос. Но это тоже пока ещё не полностью, это тоже пока ещё не совершается до конца. И, когда явление Мессии в мире поворачивает тайные рычаги эволюции человечества и мироздания, человек идёт к новой, последней фазе своего развития. Но это тоже фаза телесная.
Ясновидение. Автор рисунка: Д. Хицишвили
Апостол Павел говорит нам о том, что человек будет иметь тело духовное – «somo pnevmaticos». Что такое духовное тело? Какой-то намёк на это даёт открывшаяся, вернее, приоткрывшаяся нам реальность духовно-телесная. О ней учили многие отцы Церкви.
Люди, которые пережили клиническую смерть, рассказывали мне, что они видели своё тело. Это было нечто прозрачное, но имеющее какую-то форму, подобную форме человеческого тела. То есть с разрушением материального тела сохраняется некое второе тело, глубинное, и оно-то и должно в будущем, как семя, лежащее в земле, родить новую форму. Но здесь эволюция уже не просто биологическая или психическая, а эволюция ещё этическая.
Потому что будущее состояние человека во многом определяется тем, каково было его развитие здесь, на Земле. Вот почему для нас так важны именно поступки, мысли, слова человека в этом мире. Не будем рассматривать это в юридических терминах – наказание и поощрение. Это неверно. А речь идёт о естественных последствиях того, что у нас внутри есть и с чем мы идём.
И вот мы подходим сейчас к завершению этого вопроса, прямо к самой сути дела. Человек, попавший в непривычные условия, человек, не имеющий уже привычных способов выражаться, жить и действовать, только тогда может сохранить своё «Я», если оно у него глубоко духовное, насыщенное и богатое. Человек мелкого плана, оказавшись в изоляции от привычной жизни, глубоко страдает, он не знает, куда себя девать, его душа – эмбрион, она не развита.
И теперь представим себе, что происходит с человеком, когда он умирает. Он несёт с собой всё то, что у него есть, что он накопил. Это очень важно. Потому что из этого складывается наша личность и об этом надо думать сегодня. Чем богаче человек, чем больше он отдавал людям, тем глубже и ёмче пространство его духа, тем полнее его бытие даже в тот период, когда он спит.
Так вот, тот, кто богат духовно, – он не спит, он бодрствует, он продолжает участвовать в жизни людей, оставшихся на земле. У одного учёного-биолога была даже теория, что души неразвитые, жалкие исчезают там, как бы поглощаемые более сильными душами. Ну, конечно, это теория довольно спорная. Но здесь есть другой момент. Момент очищения.
Проходя через изменение миров, человеческий дух должен очиститься. И если у него обгорает и исчезает то, что накопилось, как чёрная накипь на нём, – весь вопрос в том – что останется? Как много останется у тебя после той коры зла, которую сожжёт огонь духа? Если ничего в нашей жизни нет, кроме вот этого мелкого, плотского, злобного, – всё отлетит, как листья с дерева.
И вдруг обнаружится, что и дерева там нет, пенёк какой-то... Поэтому, когда Платон говорил, что вся жизнь есть подготовка к смерти, он, конечно, говорил парадокс, и в прямом смысле это понимать нельзя. Но что-то в этом есть, какой-то смысл есть. В конце концов, разве мы не знаем, что это будет? Знаем. Разве не должен человек размышлять о том, что будет? Должен. Это естественно для мыслящего человека.
Мы совсем не обязаны знать детали – это бесполезно. Многие начинают искать, а как это будет, а как то будет? В средние века даже создавались целые картины потустороннего мира. Всё это условно и символично. И когда Данте изображал загробный мир, он всё-таки изображал не столько его, сколько вечные трагедии своих современников и восхождение души ввысь. Мало найдётся слов человеческих, которые могли бы адекватно это передать.
Важно, что мы бессмертны, и важно помнить о жизни будущего века. Жизнь будущего века – это не наши отдалённые потомки, это не наши отблески, нити, которые тянутся в будущее, а это все мы, всё человечество.
Я вспоминаю, как один из героев Пастернака говорит: «Куда же денутся все эти миллиарды людей?» Я думаю, что этот герой совершенно не прав, он слабо представлял размеры Вселенной. Если собрать телесно всех людей, которые когда-либо жили на нашей планете, и, так сказать, поместить их в какой-то резервуар, они не займут и десятой доли одной из Галактик, которые находятся в пространстве.
Вселенная, быть может, потому огромна, что она уготована для разумных существ, для человечества, для огромного человечества. Это огромный дом, ещё не населённый! И поэтому нам рано говорить о том, что всё это слишком там тесно, что некуда будет девать Творцу нас с вами. У Него есть место. Недаром Господь Иисус говорил: «В доме отца Моего обителей много».
И, наконец, последнее и практическое: как самим готовиться к смерти, как относиться к людям, которые обречены или умирают?
В последнее время часто обсуждается вопрос о том, надо ли сообщать человеку, что он неизлечим, что он умрёт? Вопрос поставлен слишком абстрактно. Всё-таки здесь многое зависит от того, что это за человек.
Решение принимают родные и близкие, понимая, что исход один. Правда, – правда! – никакая медицина не может дать полной гарантии, что человек обречён, но всё-таки в идеале, принципиально, человек должен знать. Почему? Потому что он может подготовиться внутренне – молитвой, сознанием, прощением тех, против кого он имеет зло.
«Блаженны вы, когда будут поносить вас и гнать и всячески несправедливо злословить за Меня» (Евангелие от Матфея, глава 5, стих 11)
Художник Гверчино
В книге «Жизнь после жизни» Моуди говорится о тибетской «Книге Мёртвых». Эти тексты читались над усопшими, чтобы они слышали и понимали, что с ними происходит. Как бы некий древний опыт передавался здесь людям, чтобы они, удаляясь от земли, теряя всё больше и больше связь с этой земной реальностью, слышали голос, указующий им путь. Чтобы они не находились в состоянии шока, изумления полного.
А ведь в это время человек всё сознаёт. Он приходит в себя и сознаёт, что с ним происходит нечто удивительное, и тут ему подсказывается, что всё это закономерно. Вот почему мы приходим отпевать людей в храме. Это молитва над человеком, над телом его, и он где-то здесь, рядом.
И я могу вам сказать, что многолетняя практика мне подсказала, насколько различны участи людей, потому что одних отпеваешь с необычайной лёгкостью в сердце, даже с каким-то праздничным ощущением, несмотря на то, что человек, может быть, и близкий, и родной – праздник, а других – как будто тянешь какой-то груз неимоверный, как будто какая-то упругая среда сопротивляется, как будто здесь вот этот изломанный дух вращается вокруг в состоянии некоего мучения, которое передаётся невольно всем присутствующим.
Значит, на первый вопрос ответ такой: по-видимому, надо говорить. Но если вы видите, что человек настолько хрупок, что он не выдержит этого, этой правды, надо не обманывать его, а надо сказать ему по-другому. Как говорил Сократ, когда люди плакали перед его смертью: «Почему вы плачете, разве вы не знаете, что я и раньше был приговорён к смерти, что все мы умрём рано или поздно?» Значит, надо сказать – жизнь земная кончается; но для тебя это не кончится. Поэтому надо быть готовым, как раньше говорили люди, привести в порядок свои дела.
У одного святого есть даже рекомендации: раз в году устраивать себе подготовку к смерти – исключительно полезно. Надо считать, что вот этот пост – это твой последний пост в жизни. Что надо сделать? Отдать долги, выполнить то, что не выполнил, помириться с теми, с кем находился в конфликте. Сделать так, как будто у тебя ещё есть время, но оно уже ограничено. И... прыжок в бездну. Но в бездну, которая нас примет нежно, примет ласково.
В бездну, в которой мы не потонем, а будем плыть, хотя вначале и страшно прыгать.
Когда средневековый человек научился культуре смерти, он, конечно, достиг очень многого. Когда к умирающему приходили дети, родные и он при чтении молитв при зажжённых свечах торжественно прощался с ними, он понимал священность и важность этой минуты. Это не гнусные какие-то больничные стены, где происходит просто физиологический процесс, где смерть унижена, где её священный характер среди этих приборов, инструментов исчезает.
Я вовсе не говорю, что не нужны приборы, не нужны больницы. Но даже в больнице возможно создание какого-то иного, священного отношения к смерти.
И, наконец, последнее, касающееся всех нас. Чем больше одухотворённой и полной будет наша жизнь здесь и сегодня, тем свободнее и спокойнее мы будем идти навстречу этому переходу, навстречу тому, что есть лишь зримый миг перерождения души к предвечному полёту. На самом деле человек несёт в себе вот это чувство вечности. И воскресение мёртвых уже здесь, в нашей жизни, закодировано, потому что наша личность получает полноту и возможность для деятельности. Но ведь это должна быть личность, а не зачаток какой-то, не эмбрион личности и не пенёк, покрытый слизью и грязью злобы.
Есть слова: «Бог говорит, в чём застану, в том и сужу». И тайна нашего дня и часа нам осталась неведомой, это очень мудро, ибо человек всегда беспечен. Если бы нам говорили, что вот тогда-то это будет, мы бы откладывали. А надо сегодня понимать, что каждый день и час есть дар, есть подарок Божий и что мы сеем в вечность в своей любви, в своём труде, в своём творчестве. Поэтому призыв к созиданию и призыв к добру есть одновременно и призыв к вечности.
И когда придёт наш последний час, если наш дух достаточно будет укреплён, он легко одолеет то препятствие, которое отделяет нас от иных миров. Младенец, рождаясь в жизнь, если бы умел отчётливо мыслить, вероятно, считал бы своё рождение подобно агонии, но за агонией этой открывается новое бытие. И поэтому и за нашей смертью открывается вечность.
Я знал людей, которые не боялись смерти по-настоящему. У всех этих людей было одно общее свойство: они ощущали выполненным свой долг на земле. Они отдали всё, что они могли отдать, и это создало у них такое ощущение созрелости, готовности, как у плода, который спокойно может упасть.
И в свете вот этого труда, добра и творчества, самоотдачи, в свете этого мы может говорить, что смерти на самом деле нет, что, трудясь по- настоящему духовно и в материальном мире, мы трудимся для вечности. Как бы человек об этом ни думал, такое чудо, как человеческая личность, не пропадает в огромном космическом хозяйстве – всё участвует в этом высшем созидании, всё будет иметь свой расцвет. Поэтому мы и говорим: «Чаю воскресения мертвых и жизни будущего века».
о. Александр МЕНЬ
Идут года, теряют люди близких.
Старухи в церкви слабою рукой
Выводят поминальные записки.
Где значится вверху «за упокой».
За храмом – безграничные просторы,
Туманной дымкой скрытые вдали...
А сам он служит точкою опоры
Общения умерших и земли.
Надежда Веселовская
Ещё в главе «Мышление - вера - нравственность»:
Воскресение (лекция из цикла «Жизнь и смерть», прочитанная 20 февраля 1990 года)
И не было вечера... и не было утра...
Алексей Протопопов: Режиссура пространства
В славно придуманном мире художника Александра Плинера
Воспоминания из будущего (Вниманию деловых людей дня нынешнего – истинные факты и цифры)