В поисках смысла (Из бесед и воспоминаний А. Ф. Лосева)
Жизнь нельзя составить из безжизненных, то есть неподвижных точек. Жизнь есть прежде всего непрерывный континуум, в котором всё слилось воедино до неузнаваемости. Поэтому жизнь, взятая в чистом виде, именно как только жизнь, а не что-нибудь другое, есть бурлящая и клокочущая бессмыслица, апофеоз безумия.
Ведь в континууме каждая его точка исчезает в тот момент, в который она появляется. Не хаос ли это неизвестно чего? Конечно, жизнь не есть всегда только жизнь, а она всегда есть ещё и жизнь чего-то. От этого «чего-то» она и получает своё осмысление, уже перестаёт быть слепым порывом.
Поэтому если мы хотим осмыслить жизнь, то нужно брать какие-то идеи, которые не есть просто сама же слепая жизнь, но нечто такое, что выше жизни и поэтому может её осмыслить. Но это-то как раз и значит, что жизнь как бессмыслицу мы обязательно должны учитывать.
Ведь при любом её смысловом наполнении она в каждое мгновение может прорваться наружу, поскольку тайно и для нашего сознания незаметно эта клокочущая в глубине магма всегда может прорваться наружу в виде действующего вулкана.
.jpg)
Алексей Фёдорович Лосев. 1921 год. В прологе «Власть и философ» его будущее уже обозначено
.jpg)
Валентина Михайловна Лосева. Около 1933 года. «Воссоединительный» период семьи Лосевых. Супруги, разведённые разными спецлагерями, вновь вместе
***
Переход от незнания к знанию был для меня всегда предметом и тайного и явного услаждения, будь то у других или у самого себя. Живая мысль делает человека бодрее, здоровее, сразу и сильнее и мягче, открытее, менее замкнутым, более простым и откровенным, так что радость живой мысли распространяется как бы по всему телу и заставляет сладко вздрагивать какие-то бессознательные глубины психики.
Живая мысль сильнее всего и красивее всего. От неё делается теплее на душе и беззаботнее, а жизненное дело становится эффективнее и легче, сильнее и скромнее.
Когда мы возимся с какой-нибудь мелкой проблемкой, бывает и длинно, и скучно, и нудно, и досадно ввиду неполучения быстрого результата. Но когда наши проблемы становятся большими и глубокими и когда их много, то уже небольшой успех в их разрешении вселяет бодрую надежду, увеселяет, успокаивает, а бытовую нужду даже сокращает, даже аннулирует.
Такой живой ум и может делать нас работниками жизни, неустанными энтузиастами в достижении целей, лишает нас скуки, исцеляет неврастеническую лень и размазню, бытовую раздражительность и пустоту капризов, изгоняет неверие в свои силы и подводит к здоровому общественному служению.
***
Вся история человечества есть не что иное, как эволюция свободы. Из-за чего бьётся человек, из-за чего всегда бился?
Только из-за отчаянного стремления к свободе, какие бы тяжёлые обстоятельства этому ни мешали. Только бы освободиться от всех тягостей жизни. Только бы ни от чего не зависеть. Только бы скорей наступил этот всемирный, этот всечеловеческий праздник свободы. Только бы не было драки.
Только бы наступил всеобщий мир, всечеловеческий и космический мир, когда и человек перестанет быть человеку бревном, и сама природа так или иначе вступит в союз с человеком, а не будет мешать ему на каждом шагу.
***
Подлинная интеллигентность всегда есть подвиг, всегда есть готовность забывать насущные потребности эгоистического существования: не обязательно бой, но ежеминутная готовность к бою и духовная, творческая вооружённость для него. И нет другого слова, которое могло бы более ярко выразить такую сущность интеллигентности, чем слово «подвиг». Интеллигентность – это ежедневное и ежечасное свершение подвига, хотя часто только потенциальное.
Письма из неволи
19 февраля 1932 г.
...До последней минуты я надеялся на сохранение библиотеки и научного архива... Погибла последняя надежда на возвращение к научной работе, ибо что я такое без библиотеки? Это всё равно что Шаляпин, потерявший свой голос, или Рахманинов без рояля.
...Помнишь, как на каждом листике таилась какая-нибудь мысль, плод иной раз многих бессонных ночей и больших усилий ищущего ума? Ты помнишь, милая, с каким уважением и даже благоговением относилась ты к каждому клочку из моих бумаг и клала их ко мне на стол, когда они падали на пол?
Милый-милый, единственный человек! Только ты одна у меня осталась, да и ту Бог оторвал от меня на тысячи вёрст... Родная, я писатель и не могу быть без литературной работы; и я мыслитель и не могу жить без мысли и без умственного творчества. Я не могу, не могу иначе. Это мой путь, моё послушание, моё призвание и то, что заняло всю жизнь и отняло все силы.
Расстаться с этим – значит духовно умереть, и я не вижу никакого иного пути... Кто я? Профессор? Советский профессор, которого отвергли сами Советы! Учёный? Никем не признанный и гонимый не меньше шпаны и бандитов! Арестант? Но какая же сволочь имеет право считать меня арестантом, меня, русского философа!...
Как прекрасна мысль, чистая мысль, чистый ум, из недр которого постоянно всплывает и плещет неугасимый источник жизни. «Живой ум», о котором говорит Плотин, – как он прекрасен, а ведь мы были с тобой, хотя и скромными, служителями этого ума, чистого ума. Мы хотели восславить Бога в разуме, в «живом уме».
6-9 марта 1932 г.
Родная, светлая, друг мой единственный! Может быть, и не нужно было бы мне писать тебе в том положении и настроении, в каком я теперь всегда нахожусь... Что хочешь, а не принимает у меня душа этой безобразнейшей и гнуснейшей жизни в течение двух лет... Ты пишешь, что в Бутырках ты была с 40 человеками в одной камере в течение нескольких месяцев.
А я, родная, до сих пор нахожусь в таком положении, что многие с сожалением вспоминают Бутырки, так как набиты мы (в мокрых и холодных палатках) настолько, что если ночью поворачивается с боку на бок кто-нибудь один, то с ним должны поворачиваться ещё человека 4-5. Я понимаю, что наука, как она ни велика, она – ничто перед высшими ценностями, стремлением к которым мы с тобой привыкли жить...
Но, само собой разумеется, с наукой можно расстаться только именно ради высших ценностей, как я сказал. Наука у меня сейчас отнята, вернее, зверски и идиотски отнята и изуродована... Приходится бороться с общественными подонками и преступностью, нашедшей себе дорогу к власти, с тысячеголовым зверем и его хамством, невероятной дикостью и грубостью, озлобленностью против ума, культуры, чистоты душевной и физической, против интеллигенции...
Из книги А. Ф. Лосева «Страсть к диалектике»
(Москва, «Советский писатель», 1990 г.)
Ещё в главе «Личность - культура - ноосфера»:
В поисках смысла (Из бесед и воспоминаний А. Ф. Лосева)