Трагедия «сорока сороков» (к истории уничтожения московских святынь)
Помните, у Александра Блока в его поэме «Двенадцать»: «Пальнём-ка пулей в Святую Русь!»? Да, преуспели в лихом насилии над Русью за семь десятилетий советской истории знатно – и палили, и жгли, и взрывали, много чего было. И мало что осталось от святости и святых мест: ведь где только не гуляли смерчи бессмысленного вандализма. «Прошлись» они и, может быть, с особой свирепостью и по столице России, обезглавливая её уничтожением монастырей и храмов, коих было разрушено 426, а 340 обезображено.
О трагедии уничтожения московских святынь рассказывает писатель Пётр ПАЛАМАРЧУК, автор десятка интереснейших книг, в том числе вышедшего в Париже четырёхтомника «Сорок сороков» – первой краткой энциклопедии всех (по пересчёту 1917 года) московских храмов.
Основа материала, предлагаемого читателям, – разновременные статьи и интервью писателя.
.jpg)
Храм Спаса на Бору в Кремле
«Когда в Кремле ломали Храм Спаса на Бору, древнейший из храмов Москвы, я сидел рядом на брёвнах и плакал. Я чувствовал себя римлянином времён, когда варвары разрушали античный Рим...» (Из частного письма)
Нет подобного града в Европе
«Чудодейственное появление эскадры среди твёрдой земли способно несказанно поразить воображение. И вот, точно такое же впечатление произвела на меня Москва, когда я впервые её завидел. Огромное множество церковных глав, острых, как иглы, шпилей и причудливых башенок горело на солнце... Главы церквей отличаются поразительным разнообразием форм и отделки... Каждая глава увенчана крестом самой тонкой филигранной работы... Постарайтесь вообразить себе эту картину, которую даже нельзя передать красками, а не то что языком! Игра света, отражённого этим воздушным городом, – настоящая фантасмагория среди бела дня, которая делает Москву единственным городом, не имеющим себе подобного в Европе!».
Это красноречивое описание принадлежит перу маркиза Астольфа де Кюстина, посетившего древнюю русскую столицу четверть века спустя после опустошительного пожара города, занятого наполеоновскими войсками. И то, что подобные слова сорвались с уст одного из язвительнейших «клеветников России», добавляют им убедительности.
Одним из заветных преданий о городе было поныне бытующее упоминание о том, что на Москве стояло ни много ни мало сорок сороков церквей. «Сорок» – это административная единица, на которые делилась Москва. В нём могло быть более 40 церквей, а могло быть и меньше. Самих же сороков на деле было всего семь. Главной, как бы «соборной», в каждом из них была назначена церковь, известная чем-то наиболее примечательным, чем-то особенным.
Присловье о «сорока сороках» возникло в один из торжественных всемосковских крестных ходов, на который духовенство собиралось с хоругвями и образами, выделяемыми и чтимыми по сорокам. Такие соборные выходы и стали зваться «сорок сороков», ибо подобное удвоение титула для выражения превосходной степени свойственно церковному сознанию, именующему самого Христа «Царём царствующих и Господом господствующих».
.jpg)
Церковь Никола Большой Крест на Ильинке
... И выдрана с корнем, оторвана с мясом,
Обрушилась навзничь немая глава,
И – ах! пронеслось по напрягшимся массам,
Услышавшим боль и забывшим слова.
И звёзды, блиставшие золотом, звёзды
С размаха упали на крышу ничком
И в выступ кирпичный уткнулись, как гвозди,
И купол застрял на уступе торчком.
Так рушилась церковь...
(Юрий Ефремов, «Никола Большой Крест», 1933 год)
Конечно, в городе к 1917 году не было 1600 церквей, а «всего лишь» 845 храмов и часовен, представлявших преимущественно, но не только, православное вероисповедание. А так как обычно в церкви было по два-три престола (а с точки зрения канонической, престол – это отдельная церковь), то получалось 1670! К середине же 1980-х годов, в канун празднования тысячелетия Крещения Руси, из «сорока сороков» престолов действующими остались на всю Москву четыре, или, точнее, четыре сорока и ещё четыре (164).
Первый каменный храм города – предшественник нынешнего Успенского собора, воздвигнутый в 1326–1327 годах и порушенный в 1932 году, – это собор Спаса на Бору 1330 года рождения. От церквей XIV века нынче остался лишь храм Воскресения Лазаря под церковью Рождества Богородицы «На Сенях» в Кремле. А выстроен он был в 1393–1394 годах.
Следующие два столетия отмечены воздвижением таких знаменитых сооружений, как кремлёвские соборы, церкви Трифона в Напрудном и Ильи Пророка на Ильинке, соборы Рождественского и Новодевичьего монастырей, и, конечно, прославленные шатровые храмы – Вознесения в Коломенском, Иоанна Предтечи в Дьякове, наконец, собор Покрова на Рву (храм Василия Блаженного).
В XVII веке в Москве было отстроено около полутораста церквей, тогда же определился архитектурный тип московского пятиглавия, одним из лучших образцов которого можно назвать церковь св. Николая в Хамовниках.
В XVIII веке строительство храмов шло преимущественно в северной столице. И тем не менее в это время Москва украшается несколькими чудными образчиками «нарышкинского барокко»: церковью Успения на Покровке, Троицы в Филях, храма Знамения на Шереметьевом дворе.
После пожара Москвы в 1812 году столица бурно восстанавливается. Возводятся новые храмы. А последний взлёт церковного строительства пришёлся на рубеж XX века. Говорят, дерево перед своей смертью цветёт самым красивым цветом...
Отхожее место на месте храма
Революция – это чаще всего разрушение, и памятников в том числе. А всякое разрушение знаково. И если на месте Казанского собора на Красной площади было вырыто отхожее место, то это – не недомыслие, а переход к иной знаковой системе, в понятиях которой сортирный «объект культуры» куда как красноречив!
.jpg)
Воскресенские (Иверские ) ворота
Икона Иверской Божией Матери была одной из самых почитаемых московских икон. Копия «Вратницы Иверской» Афонского монастыря была принесена в Москву в 1648 году и торжественно встречена у Воскресенских ворот, где позже для неё и была построена часовня. У часовни останавливались и молились, перед входом в Кремль, все российские цари и императоры. Да и всяк – отправлялся ли в дорогу, приезжал ли в первопрестольную, приступал ли к важному делу – считал необходимым благословиться у чудотворной иконы... Часовня разобрана в 1929 году, а икона перенесена в церковь Воскресения в Сокольниках
Когда христианство боролось с язычеством, то на месте капищ ставили храмы. Но тут накатило время обратного течения мировой истории. И на месте уничтоженной церкви ставилось не что-нибудь, а антицерковь. В монастырских стенах обязательно «надлежало быть» застенкам: возьмите Соловки или Ивановский монастырь в Москве, а в одном из храмов Новоспасского, бывшей усыпальнице Романовых, «указано было – быть» вытрезвителю!
Конечно, трагедия исподволь зрела долгие годы. Нельзя списывать всё на злые силы: ведь чтобы слетелись кровососущие насекомые, должна сперва появиться язва – мы сотворили себе её сами. Недовольство ближним (в то время как всегда следует на себя оборотиться) приобретает степень одержимости, а одержимость, по сути слова, это – осатанение. Раскручивается «дьявольское колесо» единицами, овладевает – толпами, а потом ни толпы, ни единицы уже не способны ничему противиться. Подобное невозможно остановить силой, можно лишь духом. Церковь как раз и оказалась на пути колеса, названного Александров Солженицыным «красным».
Первым актом сатанинского разрушения был едва ли не расстрел Кремля в ноябре 1917 года. С военной точки зрения, в этой «доблестной» акции не было никакого смысла.
Первый «неорудийный» снос памятника церковной архитектуры Москвы – часовни Александра Невского на Моисеевской площади (площадь 50-летия Октября, Манежная площадь), построенной архитектором Дмитрием Чичаговым в память воинов, погибших в русско-турецкой войне, – пришёлся на 1922 год.
Тогда же, во исполнение закона об отделении церкви от государства, были закрыты домовые церкви, составлявшие четверть от всех московских храмов.
Город постепенно уродовался социалистической реконструкцией, но параллельно многое из «староразрушенного» удавалось (как это ни покажется необычным) реставрировать. Так, при деятельнейшем участии Петра Барановского были возрождены Казанский собор, церкви Рождества Богородицы в Столешниках, Гребневской Божьей Матери на Лубянской площади... Впрочем, уже буквально через десять лет восстановленные до этого памятники были снесены, чему немало способствовало строительство (открытым способом) первой линии метро.
А тут подоспела коллективизация, «пятилетка безбожия» – и началось... Поскольку значительное число дореволюционных школьных зданий оказалось занято новообразовавшимися во множестве социалистическими учреждениями, Моссовет, не придумав ничего лучшего, принимает решение – поставить тридцать школ-«заменителей» на месте церквей в центре города! План постройки, правда, не выполнили, зато храмы исправно, со тщанием снесли.
.jpg)
Страстной монастырь
Скушно Пушкину.
Чугунному рошцется.
Бульвар хорош пижонам холостым.
Пушкину требуется культурное общество,
а ему подсунули Страстной монастырь.
От Пушкина до «Известий» шагов двести.
Как раз ему б компания была,
но Пушкину почти не видать «Известий» –
мешают писателю чёртовы купола.
(Владимир Маяковский)
.jpg)
Церковь Успения на Покровке
Пожалуй, самая красивая церковь среди утраченных... Построена Петром Потаповым в конце XVII века. Ровесница Сухаревой башни. Динамичная композиция, богатейший декор. Эталон «московского барокко». Растрелли внимательно изучал это «дело рук человеческих», а Василий Баженов ставил её наравне с Василием Блаженным. И даже Наполеон, как гласит старинное предание, учредил во время пожара караул для её охраны. В 1936 году Моссовет издаёт указ: «Церковь Успения на Покровке разобрать, как выходящую за красную линию улицы». Вручную, дюжиной каменотёсов, церковь была уничтожена, а на её месте устроена пивная
Ещё более бессмысленным было разрушение множества памятников, объяснявшееся кроме «метронеобходимости» ещё и нуждами наземного транспорта. Необходимости и целесообразности не было – сегодня на этих местах зияют пустыри. А церкви – Успения на Покровке, Николы Большой Крест на Ильинке, архидиакона Евпла на Мясницкой – исчезли...
Исторической точности ради скажем, что уничтожению подверглись не только церкви. Сносили и памятники истории, «объекты» памяти народной. «Улица, площадь – не музей. Они должны быть всецело нашими, – так было написано в статье «Пора убрать исторический мусор с площадей» под рубрикой «На фронте искусств» в газете «Вечерняя Москва» от 27 августа 1930 года. – Здесь политически живёт пролетариат. И это место должно быть очищено от всякого засоряющего его векового мусора – идеологического и художественного...». Автор этой статейки, некий Блюм, возмущался: «В Москве, напротив Мавзолея Ленина, и не думают убираться восвояси «гражданин Минин и князь Пожарский» – представители боярского торгового союза, заключённого 318 лет назад на предмет удушения крестьянской войны (курсив Блюма). По лицу СССР уцелело немало подобных истуканов. Если не ошибаемся, в Новгороде как ни в чём не бывало стоит художественно и политически оскорбительный микешенский памятник «Тысячелетия России» – все эти тонны цветного и чёрного металла давно просятся в утильсырьё».
Знаем, кто разрушил... кто восстановит?
В 1930 году был закрыт последний монастырь – Данилов, а в городе запрещён колокольный звон. Осенью колокола принялись свозить на электролитный завод в Котлах, где они переплавлялись для треста Рудметаллторг. Позолота с крестов обдиралась вместе с металлической основой, и химическим путём из доставленного «лома» добывалось золото. Из одних только куполов Храма Христа Спасителя «выкачали», говорят, 422 килограмма...
Возвращаясь вновь к феномену знаковости разрушения, заметим, что мрамор этого храма был использован в облицовке метро «Кропоткинская», лабрадорит – в цоколе гостиницы «Москва», а плиты его с именами героев войны 1812 года пошли на отделку вестибюля института органической химии...
В 1932 году, когда ещё не осела пыль на развалинах храма Христа Спасителя, было издано издевательское Постановление ВЦИК о недопустимости сноса памятников, а на следующий год – ещё одно, уже по поводу нарушений решений предыдущего. Ну и что? А ровным счётом ничего, кроме изумительной новобюрократической эквилибристики. Разрешение на снос церкви Моссовет испрашивал у самого себя, ну, например, строительный отдел у транспортного; после чего росчерком пера храм оказывался «затрудняющим трамвайное движение»... Вот так вот просто и «по-пролетарски» решительно.
.jpg)
Церковь Параскевы Пятницы в Охотном ряду
«– А зачем? Кому мешала? Ты что, бабка, треплешься? Боишься, что твово бога жилплощади лишат, что ли?
– Молиться возможно во всяком месте, – замечает благообразный старик, – а церковь, которая мешает движению, можно снесть!
– Правильно, – басит электротехник, – ежли ваш бог вездесущий, вроде беспроволочного, так он и без храмины обойдётся!..
... Исчезнет ненужный свидетель мрачного прошлого!»
(Из газеты «Известия», 1928 год)
Однако Бог упас – не всё было порушено. И здесь надо отдать должное мужеству некоторых людей. Вот что рассказывал Пётр Барановский: «Весной 1936 года меня вызвали в одно высокое учреждение и предложили заняться новой работой – обмерить храм Покрова на Рву и составить смету на его снос. Принято решение о разборке церкви – она мешает автомобильному движению через Красную площадь. – Это безумие! Безумие и преступление одновременно, – ответил я, – ничего для сноса делать не стану, а снесёте – покончу с собой».
Блаженный, как известно, уцелел, а Барановский, отправленный прямо из высокого учреждения в тюрьму, во время редких свиданий с женой первым делом спрашивал: «Ну что, стоит?» – «Стоит, Петя, не сносят...».
С начала Великой Отечественной войны утюжение «красным колесом» того, что осталось от сорока сороков, немного ослабло, хотя осенью 1941-го года и было снесено несколько колоколен на окраинах города. Предлог – они де служат ориентирами для немецкой артиллерии...
Новые обороты «колесо» набрало стараниями Никиты Хрущёва. Прогнозируя результаты своих стараний, он говорил в 60-е годы: «В 1980 году я покажу вам по телевизору последнего попа!». Хрущёв закрыл по Союзу 15 тысяч церквей, 70 из 90 – монастырей, 5 семинарий из 8... В Москве был уничтожен памятник архитектуры – кафедральный храм на Преображенской площади. Эта акция была проведена под вздорным предлогом строительства электро- или ещё какой-то там будки метро.
Последние (надеемся!) удары по золотым московским главам нанесены уже при Брежневе. 1969-й год отмечен взрывом церкви Иоакима и Анны (XVII век) – она де мешала проезду (чего, кого, зачем?). О том, что это было очередной «высокой» идеологической блажью и одновременно обычной низкой ложью, говорит вполне наглядный факт: со дня разрушения церкви Иоакима и Анны и по сию пору «освобождённое место» занимает полупустырь-полугазон.
В 1972 году за одну ночь был разрушен храм Казанской Божией Матери (ставший к тому времени кинотеатром «Авангард»). Описанный в замечательном романе Ивана Шмелёва «Лето Господне» храм был окончательно разрушен из боязни того, что полуцерковь-полупристанище смутит взор готовящегося тогда к приезду в Москву президента США Никсона. И, наконец, в ночь на 1 мая 1974 года (это та самая вальпургиева ночь древних, когда на свой шабаш собираются бесы у горы Брокен) исчезла находившаяся под госохраной богадельня при церкви Иоанна Воина...
Далее «открылись» какие-то нелады с «завершением» строительства «развитого социализма», потребовалось «углубить и расширить созидательные усилия»... И если по отношению к памятникам старины ещё и продолжались усилия разрушительные, то были они как-то помельче, хотя жуть от этого «помельчания» не уменьшалась...
***
Снос национальных памятников и, если говорить шире, пренебрежение памятью народной объясняется отнюдь не только «причудами коллективного мышления». Разрушение не безличное дело, ведь «коллектив» разрушителей, а по сути сброд, всегда ведёт какой-то конкретный человек: вождь, начальник, «пахан» и так далее. Но и спасение памяти, воссоздание культуры – тоже дело в первую очередь конкретное, личное дело каждого внутренне не безнадёжного (несмотря ни на что) человека. Оно начинается с выздоровления собственной души (твоей, моей, его, её), а потом уже складывается в общенародное дело.
Ещё в главе «Мышление - вера - нравственность»:
Трагедия «сорока сороков» (к истории уничтожения московских святынь)
Город чудный, город древний...
Новое искусство Юрия Васильева
«Другое искусство» Юрия Васильева (MON)
Духовность как возвращение в своё вечное «я» (или о культуре бытия)