Сквозь пелену
Корней Иванович Чуковский вспоминал, что когда в 1916 году он познакомился с Артуром Конан Дойлем и выразил ему своё восхищение «Записками о Шерлоке Холмсе», один из друзей писателя обиженно заметил: «Сэр Артур написал не только «Шерлока Холмса»!»
В самом деле, перу А. Конан Дойля принадлежат и «Затерянный мир», и «Маракотова бездна», и захватывающие «Приключения бригадира Жерара», и исторический роман «Белый отряд», который многие критики считают лучшим произведением писателя... И все они тоже известны и любимы.
А вот маленьким рассказам его повезло меньше. Хотя они исправно включаются в собрания сочинений, читатели, заворожённые яркими фигурами профессора Челленджера, бригадира Жерара, капитана Шарки и, конечно же, несравненных Шерлока Холмса и доктора Ватсона, как-то не замечают, не запоминают их... И напрасно! Интересно задуманные и великолепно написанные, они, безусловно, достойны читательского внимания. Да вот, пожалуйста, за примером недалеко ходить...
Он был громадный шотландец, – буйная копна волос, всё лицо в веснушках, – прямой потомок Лиддсдейлского клана воров и конокрадов. Несмотря на такую родословную, он был гражданином в высшей степени основательным и здравомыслящим – городским советником в Мелроузе, церковным старостой и председателем местного отделения Христианской ассоциации молодых людей.
Браун была его фамилия, и вы могли видеть её на вывеске «Браун и Хэндлсайд» над большим бакалейным магазином посреди Хай-стрит. Его жена Мэгги Браун, в девичестве Армстронг, вышла из старой фермерской семьи с Тевиотхедских пустошей. Она была маленькая, смуглая и темноглазая, с необычной для шотландской женщины нервною натурой.
Нельзя представить себе контраста более резкого, чем этот рослый рыжеватый мужчина рядом со смуглой маленькой женщиной, а между тем оба уходили корнями в прошлое этой земли так далеко, насколько хватало человеческой памяти.
Однажды (это была первая годовщина их свадьбы) они отправились поглядеть на раскопки римской крепости в Ньюстеде. Место оказалось не слишком живописным. От северного берега Твида, как раз оттуда, где река делает петлю, покато спускается поле. Через него-то и прошли траншеи археологов, обнажив местами старинную каменную кладку – основания древних стен.
Раскопки были обширные, потому что лагерь занимал пятьдесят акров, а сама крепость – пятнадцать. Но мистер Браун был знаком с фермером – хозяином поля, и это облегчило всю их экскурсию. Они провели долгий летний вечер, бродя следом за своим проводником от траншеи к траншее, от шурфа к шурфу, разглядывали укрепления, дивились странному разнообразию предметов, которые ждали отправки в Эдинбургский музей древностей.
В этот самый день нашли женскую поясную пряжку, и фермер увлёкся рассказом о новой находке, как вдруг его взгляд остановился на лице миссис Браун.
– Ваша жёнушка притомилась, – сказал он. – Может, передохнёте малость, а после ещё походим.
Браун посмотрел на жену. Она и в самом деле была очень бледна, а её темные глаза сверкали ярко и возбуждённо.
– Что такое, Мэгги? Я тебя замучил! Пора возвращаться. – Нет, нет, Джон, пожалуйста, пойдём дальше! Здесь замечательно! Как будто в стране снов: всё кажется таким близким и знакомым. Долго римляне пробыли на этом месте, мистер Каннингхэм?
– Изрядно, сударыня. Надо бы вам поглядеть на помойные ямы возле кухни, вы бы поняли, сколько понадобилось времени, чтобы набить их доверху.
– А отчего они ушли?
– Как сказать, сударыня, оттого, по видимости, что пришлось уйти. Окрестным людям стало невмоготу, тогда они поднялись, да и запалили всю крепость кругом. Вон они – следы огня на камнях, сами видите.
Быстрая, короткая дрожь пробежала по плечам женщины.
– Дикая ночь... Страшная, – сказала она. – Небо было красное в ту ночь... и эти серые камни тоже, верно, покраснели.
– Да, наверно, и они были красные, – откликнулся муж. – Странное дело, Мэгги, и, может быть, тому причиной твои слова, но я как будто сейчас вижу всё, что здесь творилось. Зарево играло на воде...
– Да, зарево играло на воде! И дым перехватывал дыхание. И дикари истошно вопили.
Старый фермер засмеялся.
– Госпожа будет писать рассказ про старую крепость, – промолвил он. – Я многих здесь водил, показывал, но ни разу ещё не слыхивал, чтобы так говорили – как всё равно по писаному читали. У некоторых прямо дар от Бога.
Они медленно шагали по краю рва; справа вдруг открылась яма.
– Эта яма была глубиной четырнадцать футов, – объявил фермер. – И знаете, что мы вытащили со дна? Скелет, вот что! Скелет мужчины с копьём. Я думаю, он так и помер, вцепившись в своё копье. Но как мужчина с копьём попал в дыру четырнадцати футов глубиной? Это не могила – мёртвых они сжигали. Как вы растолкуете, сударыня?
– Он спасался от дикарей и сам спрыгнул вниз, – сказала женщина.
– Что ж, похоже на правду и даже очень. Профессорам из Эдинбурга и тем лучше не объяснить. Хорошо б вы всегда были под рукой, чтобы так же легко отвечать на разные другие хитрые вопросы. А вот алтарь, который мы нашли на прошлой неделе. А на нём надпись. Мне сказали, она по-латыни и будто значение у ней такое, что, дескать, люди из этой крепости благодарят бога, который за них заступается.
Они рассматривали древний, ноздреватый камень. На верхней грани виднелись большие, глубоко врезанные буквы.
– Что это значит? – спросил Браун.
– А кто ж его знает? – откликнулся их гид.
– Валериа Виктрикс (1), – сказала женщина тихо.
Её лицо стало ещё бледнее, глаза смотрели и не видели – так смотрят, вглядываясь в туманные пролёты под сводами столетий.
– Что это? – отрывисто спросил муж.
Она вздрогнула, словно пробуждаясь ото сна:
– О чём мы говорили?
– Об этих буквах на камне.
– Без сомнения, это имя легиона, который поставил алтарь.
– Но ты произнесла какое-то имя?
– Да что ты... Какая ерунда! Откуда мне знать, как он назывался?
– Ты сказала что-то вроде «Виктрикс» – так, по-моему.
– Наверно, я пробовала угадать. Я как-то очень странно себя чувствую на этом месте, словно я не я, а кто-то ещё.
– Да, место жуткое, – согласился муж, и в его смелых серых глазах мелькнуло что-то очень похожее на страх. – Я и сам это чувствую. Пожалуй, мы попрощаемся с вами, мистер Каннингхэм: надо вернуться домой засветло.
Ни она, ни он не могли избавиться от странного впечатления, которое оставила в них эта прогулка по раскопкам. Словно какие-то миазмы поднялись со дна сырых траншей и проникли в кровь. Весь вечер оба были молчаливы и задумчивы, но и те немногие замечания, которыми они обменивались, показывали, что на уме у обоих одно и то же.
Браун спал тревожно и видел странный, но вполне связный сон, видел настолько живо, что проснулся весь в поту, охваченный дрожью, как испуганный конь. Утром, когда они сели завтракать, он попытался пересказать сон жене.
.jpg)
Художник Л. Кассас
– Всё было очень отчётливо, Мэгги, – начал он. – Гораздо отчётливее, чем когда-нибудь наяву. Мне и теперь чудится, будто эти руки были липкие от крови.
– Расскажи мне... расскажи по порядку, – попросила она.
– Сперва я был на каком-то откосе. Я лежал, распластавшись на земле. Земля была неровная, поросшая вереском. Вокруг темнота, хоть глаз коли, но я слышал шорох и дыхание. Казалось, что по обе стороны от меня люди, много людей, но я не видел никого. Временами глухо звякала сталь, и тогда несколько голосов сразу шептали: «Ш-ш-ш!».
В руке у меня была узловатая дубина с железными шипами на конце. Сердце билось быстро, я чувствовал, что близится миг великой опасности и великой тревоги. Раз я уронил дубину, и снова в темноте вокруг меня зазвучали голоса: «Ш-ш-ш!». Я вытянул руку, и она коснулась ноги человека, лежавшего впереди. Были соседи и с боков, у самого локтя. Но все молчали.
Потом мы двинулись. Казалось, весь откос начал сползать вниз. Внизу была река и горбатый деревянный мост. За мостом горели частые огни – факелы на стене. Люди, крадучись, скатывались к мосту. Ни звука, ни скрипа, одна лишь бархатная тишина. А потом в темноте раздался крик, крик человека, пронзённого внезапною болью до самого сердца.
Одно мгновение этот одинокий крик рос, ширился и тут же сменился бешеным рёвом из тысячи глоток. Я бежал. Все бежали. Сиял алый свет, и река превратилась в багровую полосу. Теперь я увидел своих товарищей. Одетые в звериные шкуры, с длинными волосами и бородами, они больше походили на бесов, чем на людей. От ярости все обезумели – то и дело высоко подпрыгивали на бегу, неистово разевали рот, размахивали руками, и красные отблески плясали на их лицах. Я тоже бежал и тоже выкрикивал проклятия, как все.
Я услыхал оглушительный треск брёвен и понял, что палисад рухнул. Пронзительный свист наполнял уши, и я знал, что это стрелы проносятся мимо. Я скатился на дно рва и увидел протянувшуюся сверху руку. Я схватил её, и меня втащили на стену. Мы глядели вниз, под нами были серебряные люди с копьями. Несколько наших прыгнули прямо на копья, потом мы, остальные – следом.
Мы перебили солдат, прежде чем они успели выпростать и снова поднять свои копья. Они громко кричали на каком-то непонятном языке, но пощады не было никому. Мы прокатились по ним, как волна, и втоптали их в грязь, потому что их было мало, а нас – без числа.
Я очутился среди домов, один из них горел. Я видел, как струи пламени бьют сквозь крышу. Я побежал дальше, теперь я был один между зданиями. Кто-то промелькнул передо мной. Это была женщина. Я поймал её за руку, взял за подбородок и повернул ей голову так, чтобы свет от пожара упал на лицо. И кто, ты думаешь, это был, Мэгги?
Жена облизнула пересохшие губы.
– Это была я, – сказала она.
Он глядел на неё в изумлении.
– Ловко угадала, – сказал он. – Да, это была именно ты. Понимаешь, не просто кто-то похожая на тебя. Это была ты, ты сама: ту же самую душу я увидел в твоих испуганных глазах. Ты была белая и удивительно красивая в огне пожара. В голове осталась одна мысль: увести тебя отсюда, чтобы ты была моей, только моей, в моём доме где-то за грядою холмов. Ты вцепилась ногтями мне в лицо. Я вскинул тебя на плечо и стал искать пути назад, от этого света горящих домов – назад, в темноту.
И тут случилось самое удивительное, то, что я запомнил лучше всего остального. Тебе плохо, Мэгги? Дальше не рассказывать? Господи! У тебя то же выражение лица, что было ночью в моём сне! Ты отчаянно завизжала. Он примчался в пламени пожара. Голова его была непокрыта, волосы чёрные и курчавые, в руке обнажённый меч, короткий и широкий, чуть длиннее кинжала. Он бросился на меня, но споткнулся и упал. Одной рукой я удерживал тебя, а другой...
Жена вскочила на ноги, её черты исказились.
– Марк! – закричала она. – Мой ненаглядный Марк! Ах ты, зверь! зверь! зверь!
Зазвенели чашки, и она без чувств упала на стол.
Они никогда не говорили об этом странном случае, который стоял особняком во всей их супружеской жизни. На миг завеса прошлого отдёрнулась, и мимолётная картина забытого существования коснулась их взора. Но потом занавес закрылся, чтобы не открываться больше никогда. Они продолжали жить в своём тесном кругу – для мужа он ограничивался магазином, для жены домом, – и, однако ж, новые, более широкие горизонты смутно засинели вокруг них с того летнего вечера у разрушенной римской крепости.
Артур Конан Дойль
Перевод С. Маркиша
***
1 - Valeria Victrix – Валериев Победоносный (лат.) – название одного из римских легионов.