Сколько стоит «неумение найти и сказать правду»? (Нагорный Карабах: опыт интерпретации мифического мышления)
Нет дурных народов...
(Из газет)
..Каждая несчастливая семья несчастлива по-своему.
Лев Толстой
Константа армянской истории
«Ты разве не понимаешь, что происходит? Не знаешь, что в Карабахе один народ сражается за свободу, а другой не даёт ему освободиться?..» Эти слова я услышал сравнительно недавно от одного из своих ереванских собеседников. Они мне запомнились простотой содержащейся в них формулировки.
В самом деле, когда ты находишься за пределами интеллектуального истеблишмента, ничто не мешает говорить правду: некому осуждать тебя за несбалансированность подхода к сложной проблеме.
Думаю, что формулировка моего собеседника истинна, но она сводит вопрос к «праву народов на самоопределение» – теоретически всюду признанному и «закреплённому», а практически, к сожалению, целиком зависящему от конкретного соотношения политических сил и интересов. Но ведь можно описывать происходящее и в чисто историческом плане, отвлекаясь от юридических определений и нравственной оценки.
Посмотрим на карту Кавказа и Передней Азии. Отметим на ней районы компактного проживания армян в начале 10-х годов XX века. Не имея собственной государственности, армяне жили общинами в Российской и Османской империях на пространствах от малоазиатского побережья Средиземного моря (Киликия) до Тифлиса и Северного Кавказа, от Баку до Чёрного моря.
В Турции армянское население насчитывало больше двух с половиной миллионов человек, большинство жило в шести малоазиатских вилайетах. (Важно отметить:
спустя 80 лет примерно такова же численность населения сегодняшней Республики Армения.) «До Первой мировой войны большое число армян (около 4 млн человек) жили компактно на территории исторической Армении, из них в Российской империи – около 1,5 млн человек, остальные – в Турции» (Народы мира. Историко-этнографический справочник. – М., 1988, с. 69). Под исторической Арменией обычно понимается пространство, включающее озеро Севан (на востоке), Ван (на юго- западе) и Урмия (на юго-востоке).
Даже и при таком описательно-демографическом подходе история армян в XX веке выглядит как растянутая на десятилетия национальная катастрофа.
В самом деле, вспомним общедоступные факты. В результате геноцида армян в Османской империи Западная Армения (восточная часть современной Турции) практически лишилась коренного населения: в 1915–1916 годах около двух миллионов армян были лишены гражданских прав, депортированы и, наконец, уничтожены «под шумок» мировой войны. В этой последовательности событий читатель легко узнает модель физического уничтожения целых социальных групп, которая затем неоднократно применялась в нашем веке.
Вот результат: сейчас в Турции всего около 100 тысяч армян, живут преимущественно в Стамбуле, в большинстве своём они сильно ассимилированы, отрицают – в соответствии с официальной турецкой версией истории – геноцид 1915 года, подчёркивают свою лояльность Турции.
За катастрофой в Османской империи последовала резня армян в Нахичевани, Баку и Шуше (1918–1921). В конце 1920 года независимая Армянская республика, продержавшись менее трёх лет, пала под ударами турецкой и советской армий. Армянские территории были разделены между кемалистской Турцией и коммунистической Россией.
Согласно Московскому договору, подписанному 16 марта 1921 года, было подтверждено право Турции на Карсскую область и некоторые другие западно-армянские территории, захваченные Россией во время Русско-турецкой войны 1877–1878 годов и вошедшие в её состав по Берлинскому трактату 1878 года. (Впервые Россия отказалась от этих территорий в Брест-Литовском договоре.)
Согласно тому же Московскому договору Нахичеванская область, относящаяся к ядру исторических армянских территорий, была передана под протекторат Азербайджана. Этот договор стал правовой основой для образования Нахичеванской АССР в составе Азербайджана. Известное Постановление о включении Нагорного Карабаха на правах автономии в советский Азербайджан, принятое Кавбюро РКП(б) 5 июля 1921 года, тоже определено попытками большевиков найти общий язык с Турцией, которая тогда, как и сегодня, стремилась быть покровителем азербайджанцев.
В Нахичевани мы видим тот же результат, что и в Западной Армении: в 1917 году армяне составляли около 40% населения этой территории, в 1926 году их численность сократилась почти в 5 раз, а к началу восьмидесятых годов в этой армянской автономии Азербайджана оставалось лишь два армянских села. О прошлом теперь напоминает лишь армянское название области.
За пятьдесят лет, непосредственно предшествовавших нынешнему карабахскому кризису, доля армянского населения в ИКАО и прилегающих к области районах Азербайджана (Шаумяновск, Дашкесан, Ханлар, Шамхор) непрерывно уменьшалась. По многочисленным свидетельствам, устным и литературным, армянская и азербайджанская общины в Карабахе при советской власти жили в состоянии «замороженной войны» – взаимной вражды, время от времени приводившей к кровопролитию.
Расспрашивая специалистов-этнографов и грузинских армян (к 1988 году их было около полумиллиона), я узнал, что существование армянской общины в Грузии тоже оказалось под угрозой. Эта тема мало обсуждается, так как из политических соображений о ней не принято говорить слишком громко. Здесь тоже была глухая вражда, вырывавшаяся на поверхность по мере подъёма грузинского национально-освободительного движения. Армянские культурные институты сворачивались, армянам навязывался статус «гостей», поставленных перед выбором: ассимиляция или эмиграция.
При Звиаде Гамсахурдиа такое отношение к армянскому меньшинству фактически стало государственной политикой. Грузинские армяне уезжают на Северный Кавказ и в Россию, их немало и среди кандидатов на эмиграцию в США.
Уже в ходе конфликта «в Нагорном Карабахе и вокруг него» около трёхсот тысяч армян были изгнаны из Баку, Кировабада (Гянджи), а также из Ханлара, Шамхора, Дашкесана и других сельских районов Азербайджана. Здесь нет нужды подробно говорить о сумгаитской резне, о кировабадских погромах в ноябре 1988-го, о бакинских погромах в январе 1990 года: все, кто этим интересуется, хорошо помнят эти события, в результате которых в Азербайджане не осталось армян.
Повторяю: речь идёт не о моральной оценке, а об описании исторического процесса, который, как кажется, идёт с необратимостью геологического сдвига. Страшно сказать, но даже землетрясение 7 декабря 1988 года, разрушившее половину Армении, естественным образом вписывается в эту картину.
И на этом фоне Карабахское движение можно понять как последнюю судорогу народа, цепляющегося за жизнь, как последнюю попытку «повернуть» динамику армянской истории, оборвать эту тенденцию, не пустить её в будущее. По понятным причинам используемые мной понятия вызывают неприятные ассоциации, но дело идёт именно о борьбе за жизненное пространство.
Ведь всякий, кому знаком чудовищно раздувшийся за последние два-три десятилетия Ереван, кому приходилось путешествовать по Армении, знает, что эта крохотная горная страна, болеющая всеми болезнями «третьего мира», не в состоянии прокормить собственное население, тем более – принять сотни тысяч беженцев.
Таким образом, «карабахская проблема» сводится к животному стремлению народа выжить, уцепиться на последнем рубеже. Это инстинкт самосохранения, который находится «по ту сторону добра и зла», который внеположен нравственности, как и само национальное начало, понимаемое в биологически- этническом смысле.
Угроза изгнания и уничтожения – константа армянской истории, наиболее ярко проявившаяся в XX веке, но возникшая гораздо раньше. Именно она способствовала окончательному оформлению той модели интерпретации истории, которую можно назвать армянским мифом.
Константа исторической науки
И здесь должна вступить в действие константа исторической науки, а именно объективность во что бы то ни стало.
В гуманитарных науках разработаны десятки определений понятия «миф». Я использую их общий элемент: миф – это вненаучное знание, позволяющее включённому в некое сообщество человеку осмыслить свою жизнь. Миф не обладает истинностным значением, то есть не может быть истинным или ложным, его нельзя доказать или опровергнуть. Миф предписывает человеку нормы и ценности, его главная характеристика – действенность.
Если миф оказывается не в состоянии предложить членам сообщества смысл жизни, он становится бездейственным, утрачивает свою социальную функцию и распадается. В такой ситуации его заменяет другой миф. Стало быть, миф содержит – в нерасчленённом виде – религиозные, философские, правовые и моральные компоненты. Например, сейчас в русском образованном обществе на смену мифу о социальной справедливости идёт миф о правах человека и свободном рынке.
Ключевой символ армянского мифа – цивилизованность. За этим словом-шифром стоит представление об армянстве как о древнем народе с трёхтысячелетней историей, о наследнике подлинной античной культуры, распространяющем её цивилизующее влияние на другие народы. Концепция цивилизованности, резко выделяющей армян из среды окружающих народов, функционально подобна концепции избранности народа единым Богом, которая находится в центре еврейского мифа. (В обоих случаях центр мифа составляет тема выделенности.)
Второй важнейший элемент армянского мифа – представление об армянах как о христианском народе, форпосте христианского мира на Востоке.
С этими двумя элементами мифа связан третий – самопонимание армян как вечной беззащитной жертвы в руках нецивилизованных иноверцев и как народа, преданного Западом во имя ложно понятых политических интересов. Армянский народ обречён на невинные страдания подобно самому Христу. В армянской истории есть некий урок, который христианское человечество не хочет усвоить.
Именно эти представления дали возможность азербайджанскому писателю Анару говорить об «армянском мазохизме», о свойственном армянам культе страдания.
Этот миф окончательно оформился в советской Армении за последние 25 лет, где он сейчас даже более действен, чем в армянской диаспоре. В 60-е годы советские армяне добились права отмечать день памяти жертв геноцида – 24 апреля, с тех же пор в Армении появляется обширная литература о геноциде. Образ непризнанного и замалчиваемого миром злодеяния решающим образом повлиял на армянское культурное сознание: рядом с культом страдания возникает культ героя-федаина, борца с турками.
Легко заметить, что все элементы мифа способствуют изоляции армян, ибо последовательно противопоставляют этот народ «соседям», то есть тюркским и другим мусульманским народам. (Тут я вспоминаю о моих друзьях из Степанакерта, которые вместо слов «азербайджанцы» или «турки» всегда говорят: «наши соседи».)
В сущности, миф формирует идентичность армян как «антитурок». Очевидно, что этот партикуляристский миф чужд современному Западу: господствующее в Западной Европе и США либеральное мировоззрение основано на секулярности и универсализме. Другими словами, армянский миф не поддаётся переводу на язык мифа о правах человека.
Что же касается «московских друзей армянского народа», то они, к сожалению, за прошедшие четыре года часто занимались актуализацией и перефразированием армянского мифа. Причём среди них немало искренних людей, которым действительно небезразлична судьба армян.
Однако как бы там ни было, по моим наблюдениям, «московские друзья» нередко добивались эффекта при помощи запрещённого приёма: обращаясь к армянской аудитории, они использовали глубоко укоренённые антитюркские и антиисламские чувства армян, то есть унижались до пропаганды национальной и религиозной вражды, относясь при этом к армянам как к «младшим братьям», с которыми можно и нужно говорить именно на расистском языке.
«Московские друзья» укрепляют как раз те элементы армянского мифа, которые изолируют армян от соседних народов и обеспечивают их «антитурецкую» идентичность.
.jpg)
Вожди вождями, ну а мы-то сами?! Автор фото: А. Авакян
Могут возразить, что я преувеличиваю влияние политических мифов на развитие конфликта. Но вот ещё одно наблюдение: армянские лидеры и масс-медиа, как правило, подавляют ту информацию, что противоречит мифу.
На мой взгляд, одно из решающих событий, окончательно придавших конфликту характер борьбы до конца, то есть до физического уничтожения или изгнания одной из этнических групп, – это депортация азербайджанцев из Армении в ноябре 1988 года. По моим сведениям, более ста тысяч азербайджанских крестьян были изгнаны за несколько дней, десятки убиты.
Лидеры тогдашнего карабахского движения Армении (сейчас многие из них –руководители государства) не заявили публично, что армяне руководствуются пещерным принципом кровной мести и коллективной ответственности, свойственным «нецивилизованным» народам. Случившееся не стало предметом публичного обсуждения и осмысления. Оно не было воспринято как национальный позор армян. Вместо этого смутно давалось понять, что армянские азербайджанцы сами во всём виноваты, ибо вели себя нелояльно. На демифологизацию никто в Армении не отважился.
По мере пробуждения азербайджанского общества в нём формировался (из уже готовых блоков) и распространялся «контрмиф» о коварных армянах и наивно-доверчивых азербайджанцах. Характерно, что вместо демифологизации массовому сознанию предлагалась и предлагается борьба мифов. И в Азербайджане растёт уверенность в том, что российская и западная публика не откажется от двойных стандартов: христианский мир всё равно будет на стороне цивилизованного народа, проявляя свойственный ему европоцентричный расизм.
У всех перед глазами бесчувственность западной совести перед бедами палестинцев. Ведь в современном западном сознании на роль страдальцев прочно определены евреи (кстати, к ним испытывают ревность и носители армянского мифа), и пока тема вины христиан перед евреями за Голокауст вконец не надоест западному (христианскому) интеллектуальному сообществу, христианская совесть едва ли обременит себя новыми заботами такого же рода. «Боливар не вынесет двоих».
Что касается «московских друзей» армян, то они перед лицом таких событий, как изгнание азербайджанцев из Армении, либо демонстрировали кровожадность болельщиков за свою команду, либо обнаруживали беспомощную растерянность и даже разочарование в цивилизованных армянах: «Как такое возможно?» Особенно ясно всё это проявилось после публикации сообщений о массовых убийствах при штурме посёлка Ходжалы в конце февраля 1992 года.
А попытки «объективного подхода» в центральной и (затем) российской прессе тоже не назовёшь удачными: с осени 1988 года здесь помещают армянскую и азербайджанскую версии событий в двух соседних колонках. Однако «неумение найти и сказать правду» (Б. Л Пастернак) такой двухколоночной объективностью не заменишь.
.jpg)
Автор фото: Д. Вышемирский
«Все мы/вы одним миром...?»
Здесь мы вступаем на узкую тропу. Ведь очевидно, что быть «болельщиком» безнравственно, а принять (выраженный в неясном виде) принцип коллективной ответственности невозможно. Однако либеральная догма о том, что «нет дурных народов» (то есть в пределе «все народы одинаковы»), не способствует пониманию ситуации, а иногда прямо вредит делу.
То, что мне важно выразить, очень близко к словам французского католического писателя Жоржа Бернаноса, написанным в ноябре 1943 года в споре с одной прогрессивной американской журналисткой: «Дороти Томпсон считает несправедливым распространять на весь немецкий народ ответственность за преступления, совершённые фашистами.
А я полагаю столь же несправедливым исключить фашистов из немецкого народа, тем самым сбрасывая со счетов смягчающие их вину обстоятельства, то есть наследственность среды, культурные и нравственные традиции. Да, среди немцев есть маньяки и садисты... Но есть ещё одна, самая многочисленная категория немцев, которые, хоть они не маньяки и не садисты, тем не менее смотрят на жестокость и насилие иначе, чем мы».
Недавно американский друг обвинил меня в расизме за слова: «В русской культуре человеческая жизнь не относится к основополагающим ценностям». Вероятно, он отнёсся к этим словам примерно так же, как я оценил бы стандартные обвинения в адрес «грузин», звучащие где-нибудь в московской очереди («Вся их нация такая» и т. п.). И однако мы знаем, что разные народы смотрят на жестокость и насилие по-разному, так же, как разные народы по-разному относятся к человеческой жизни.
Отношение к насилию в азербайджанской и армянской политических культурах действительно разное. Мне трудно представить, чтобы нейтральный историк смог аргументированно опровергнуть такой вывод. Погрома и массовой резни в феврале 1988 года было естественно ожидать. Именно такие ожидания вытекали из всего опыта сосуществования армян с тюрками в критические моменты истории.
Заданный «Сумгаитом» уровень политической морали побеждает у нас повсюду – и не только в Закавказье. (Это утверждение уже стало общим местом у авторов, анализирующих динамику массового насилия в эпоху распада СССР.) Армяне тоже успешно усвоили аргумент насилия: тебя никто не защитит, поэтому убивай противника и захватывай его позиции, если не хочешь оставаться беззащитной жертвой. Таков сегодняшний вывод из призыва «Сумгаит не должен повториться».
К сожалению, попытки решения споров «цивилизованным» способом, то есть путём взаимных уступок, компромиссов, в Закавказье почти не имели успеха, отчасти из-за беспомощности и некомпетентности центральных властей, но не только поэтому.
Возможность компромисса наметилась в то время, когда в Карабахе губернаторствовал Аркадий Вольский (лето 1988 – ноябрь 1989). Но то, что он пытался сделать и уже сделал, было разрушено совместными усилиями Азербайджана и Армении, где ситуацией овладели силы, не готовые компромиссу.
Впрочем, это неудивительно: даже в Европе новый мировой порядок, основанный на исключении силы в качестве главного политического аргумента, лишь начинает утверждать себя. Распад Югославии тоже поставил под вопрос судьбу этнических меньшинств (например, сербов в Хорватии). Объединяющая Европа не смогла (или не очень хотела? – Ред.) предотвратить там гражданскую войну, резню и разрушения.
Или вот пример другого рода. Чехословацкий президент Вацлав Гавел попробовал в одной из своих речей чуть-чуть затронуть тему послевоенной поголовной депортации немцев из Судетской области. Речь шла не о юридической обоснованности этого события (никакие заигрывания с Германией не имелись в виду); Гавел усомнился лишь в моральном величии и красоте этого акта. Выступление президента вызвало бурную отрицательную реакцию в его стране.
.jpg)
Автор рисунка: Ю. Голотюк
Опыт прогноза
В решении карабахской проблемы, по-видимому, существует лишь такая альтернатива: либо армянскую общину Карабаха уничтожают (возможно, при военном поражении остатки её спасаются бегством), либо Карабах обретает фактическую самостоятельность (как бы она ни называлась). Что касается проектов «реальной автономии» внутри Азербайджана, то они, видимо, неосуществимы, если допускают хоть какой-то контроль Азербайджана над Нагорным Карабахом.
Сейчас события развиваются так, что вероятность первого решения проблемы Нагорного Карабаха гораздо выше. Очевидно, что при нынешнем положении вещей многократное превосходство военного потенциала Азербайджана скоро проявится, а помощь Карабаху со стороны Армении незначительна. Пытаясь укрепить свои позиции, карабахцы почти наверняка пойдут на штурм Шуши, что приблизит развязку (1).
Первое крупное военное поражение карабахцев будет означать поголовное вырезание населения. При прорыве карабахского фронта правительство Армении, даже оставшись в полной изоляции, придёт на помощь Карабаху, армянские вооружённые формирования попытаются пробить сухопутный «коридор» в Нагорный Карабах через район Лачина. По словам высших должностных лиц Армении, возможности действовать иначе уже не будет. Отказ от решительных действий означал бы потерю власти (2).
Попытка пробить «лачинский коридор» означала бы войну по всему фронту между Арменией и Азербайджаном. Исход такой войны зависит от позиции соседних государств и потому не поддаётся прогнозированию. Одно ясно: сейчас у Армении в отличие от Азербайджана нет настоящих союзников, поэтому речь пойдёт уже не о Карабахе, а о бытии или небытии армян в Закавказье. На горизонте – угроза нового геноцида.
Логическая возможность избежать такого развития – признание международным сообществом Нагорно-Карабахской Республики. Однако сегодня, видимо, никто не готов к такому решению.
Сергей Лезов. Из «Российской газеты» (в сокращении)
***
1 – Статья написана и впервые опубликована в марте 1992 г. Некоторые из прогнозов её автора уже сбылись. Не хотелось бы, чтобы и в остальном С. Лезов оказался политической Кассандрой. – Ред.
2 – Следует иметь в виду, что руководители национально-освободительного движения армян в Карабахе никогда не зависели от Еревана, и уж совсем неверно думать о них как о «ставленниках» армянских политических сил. С ходом времени и утратой иллюзий влияние ереванских властей на карабахцев, скорее всего, уменьшается. Из опыта поездок в Карабах и постоянного общения с карабахцами я вынес впечатление, что они стремятся не столько слиться с Арменией, сколько вырваться из-под контроля Баку: фактическую независимость от Азербайджана они считают необходимой предпосылкой для сохранения своей общины. В феврале 1988 года «миацум» (соединение с Арменией) представлялся единственной конституционной возможностью уйти из-под власти Азербайджана. Кстати, все участники февральских событий, включая партийно-советскую элиту области, прекрасно понимали, что своими действиями они раз и навсегда отрезают себе пути назад: прощения им уже никогда не будет. Поэтому февральское (1988 г.) решение сессии облсовета и соответствующее ему по смыслу постановление пленума Нагорно-Карабахского обкома КП Азербайджана следует считать актами высокого мужества.
Ещё в главе «Семья - нация - страна»:
Идеальный спутник жизни? – смотря для кого...
Сколько стоит «неумение найти и сказать правду»? (Нагорный Карабах: опыт интерпретации мифического мышления)