Россия в прогнозах Павла Милюкова
«То, что поражает в современных событиях постороннего зрителя, что впервые является для него разгадкой векового молчания "сфинкса" русского народа, то давно было известно социологу – исследователю русской исторической эволюции.
Ленин и Троцкий для него возглавляют движение, гораздо более близкое к Пугачёву, к Разину, к Болотникову, к восемнадцатому и семнадцатому векам нашей истории, чем к последним словам европейского анархосиндикализма». Так писал в 1921 году в книге «История второй русской революции» Павел Милюков – один из ведущих российских политических деятелей 1910-х годов, лидер партии конституционных демократов, депутат четвёртой Государственной Думы, профессор-историк.
Формула русской истории
С точки зрения Милюкова, вся сущность и специфика русского исторического процесса сконцентрировалась в революции. Главные черты истории России – пассивное во всех своих слоях общество и внешний по отношению к этому обществу характер государственной власти. Это сочетание приводит к совершенно особой ситуации – любые социальные преобразования в России оказываются как бы навязанными народу. Это явление усугубляется слабостью не успевшего сформироваться буржуазного сословия, отсутствием традиций политической борьбы, которые на Западе развивались на протяжении столетий, а также самым естественным образом вытекающая из всего этого склонность русской интеллигенции к максимализму и утопичности взглядов.
В результате социальная система страны оказывается исключительно непрочной. В принципе она может находиться в одном из двух взаимоисключающих состояний, между которыми раскачивается, подобно маятнику. Одна из этих крайностей – сильная государственная власть, которая чисто механически обеспечивает стабильность и чревата застоем. Вторую же крайность, напротив, составляет возникающая при вакууме власти дестабилизация, близкая к анархии. Такая ситуация наблюдается при распаде старой государственной системы и сопровождается реальной возможностью захвата власти экстремистскими течениями как правого, так и левого толка. Но движения маятника повторяются вновь и вновь: в конце концов опять устанавливается твёрдая власть и всё возвращается на круги своя.
Коль скоро Милюков-учёный вывел такую закономерность, поведение Милюкова-политика испытывает её определяющее влияние как во время революции, так и в период эмиграции. Некогда Милюков сделал всё возможное для того, чтобы наболевшие проблемы русской жизни разрешились мирным путём в рамках существующей монархической системы, чтобы избежать революционного хаоса. Тщетно.
Потерпев поражение, Милюков уже после Февральской революции видит основную задачу в сохранении конституционной монархии, которая представляется единственно возможным залогом стабильности в стране и легитимности новой власти. Отсюда и его борьба за отречение царя от престола в пользу Михаила Романова. И снова тщетно. После крушения этих попыток ход событий вышел из-под контроля, началось необратимое разрушение государственности.
Именно в этом ключе Милюков воспринимал формирование большевистского режима в процессе разложения старой государственной власти. Развитие революции от Февраля к Октябрю предстаёт в его интерпретации трагедией в трёх актах, освещённых соответственно в трёх томах «Истории второй русской революции». Первый том этой книги охватывает события с февраля по июль, второй – «Корнилов или Ленин» – освещает крушение попыток установления военной диктатуры, третий же том, под характерным названием «Агония власти», завершается лёгкой победой большевиков над правительством Керенского.
В 1927 году в Париже была опубликована работа Милюкова «Россия на переломе. Большевистский период русской революции». В ней рассматриваются три кита, на которых зиждется большевистское господство, три его главные опоры. Первая из них – монопольная партия – это основное орудие централизованного управления. Вторая опора – Красная Армия. Третья – единственная в истории система шпионажа и красного террора.
Верхушка большевистской партии, с точки зрения Милюкова, составила правящую государством олигархию, своего рода новый служилый класс. При этом ленинская идея создания пролетарского государства, главной задачей которого было бы введение социализма сверху, представляется ему не только прекрасной находкой для новых руководящих слоёв, но и чрезвычайно характерным, специфически российским явлением, имеющим глубокие исторические корни.
На основании этой исторической концепции Милюков пытался строить прогнозы относительно будущего развития событий в Советской России. Его соображения по этому вопросу выплёскивались главным образом на страницы газеты «Последние новости», которую он издавал в эмиграции и для которой писал редакционные статьи.
.jpg)
П. Н. Милюков произносит речь в Екатерининском зале Государственной Думы. Рисунок с натуры для журнала «Огонёк» художника С. Животовского. 1917 год
Исторические иллюзии и российские реальности
Лейтмотивом этих прогнозов была ставка на эволюцию советского общества в сторону демократии. Основой для таких надежд служило осмысление происходящего в России в категориях Великой Французской революции.
В «Истории второй русской революции» Милюков писал: «Отойдя на известное расстояние от событий, мы только теперь начинаем разбирать, что в этом поведении масс, инертных, невежественных, забитых, сказалась коллективная народная мудрость. Пусть Россия разорена, отброшена из двадцатого столетия в семнадцатое, пусть разрушена промышленность, торговля, городская жизнь, высшая и средняя культура. Когда мы будем подводить актив и пассив громадного переворота, через который мы проходим, мы, весьма вероятно, увидим то же, что показало изучение Великой Французской революции. Разрушились целые классы, оборвалась традиция культурного слоя, но народ перешёл в новую жизнь, обогащённый запасом нового опыта...»
Итак, большевики рассматриваются как некие новые якобинцы, торжество которых не может быть долговечным – ему обязательно должен наступить конец, за которым неизбежно последует нечто вроде российского термидора (1). Заметим, что Милюков определял термидор как перерождение тканей самой революции, но ни в коем случае не как отрицание революции, и уж тем более не как контрреволюционный переворот.
Поэтому-то, по мысли Милюкова, развитие событий по образцу термидора оказывалось вполне возможным вариантом для сложившейся в России политической системы. Первые признаки того, что этот процесс начался, некоторые эмигрантские круги склонны были усматривать во введении НЭПа.
В ожидании экономического и социального перерождения советской власти эмигранты наивно предполагали, что смогут всячески способствовать восстановлению Великой России. Поэтому для них всё более принципиальным становился вопрос об отношении к существующему в СССР политическому строю и перспективах его развития.
В этом отношении позиция Милюкова была близка к точке зрения авторов сборника «Смена вех», увидевшего свет в 1925 году в Праге. Сменовеховцы полагали, что эмиграция не имеет более оснований выступать против большевистского режима, так как процесс перерождения власти в Советской России уже начался и вот-вот повлечёт за собой кардинальные перемены в стране.
Впрочем, Милюков, в принципе с этим соглашаясь, всё-таки считал, что перерождение большевизма как такового невозможно. Ему казалось, что, по мере изживания коммунистических иллюзий, в России большевизм будет всё более и более отрываться от реальности, постепенно превращаясь в химеру и засыхая на корню.
Одним словом, Милюком оценивал состояние дел в России значительно реалистичнее, нежели многие его единомышленники в белоэмигрантской среде.
.jpg)
Тело павшего за свободу в дни Февральской революции 1917 года. Как писал журнал «Огонёк», для которого было сделано это фото: «Публика буквально покрыла тело добровольными приношениями в пользу жертв великого переворота»
Кровопускание как средство разрешения конфликтов
Особенно заинтересовала Милюкова внутрипартийная склока, разразившаяся в РКП(б) после смерти Ленина. Вся эта борьба за власть водилась, в интерпретации Милюкова, к постепенному отказу от ленинского наследия и к замене его новой доктриной, более современной и в большей степени ориентированной на реальную действительность; для «идеалистических», с точки зрения Милюкова, концепций Ленина в Советской России, идущей по пути термидора, уже не было места.
В работе «Эмиграция на перепутье» (Париж. 1926 год) Милюков писал: «...Первая дискуссия декабря 1923 года закончилась поражением троцкизма, символизирующего тогдашнюю оппозицию, и торжеством Зиновьева и учеников Ленина. Но в конце 1925 года мы уже присутствовали при расколе этих самых учеников, пресловутой тройки, которая в споре потеряла право быть единственным толкователем евангелия Ленина. Победил лицемерный оппортунизм Сталина, скрывавший неизбежные уступки под маской верности старым принципам...»
За этими словами просматривается прелюбопытное обстоятельство. Мало того, что захвативший власть после смерти Ленина триумвират Зиновьев – Каменев – Сталин оказывается, с точки зрения Милюкова, лучшим вариантом, нежели Троцкий, считавшийся наиболее вероятным наследником вождя.
В таком предпочтении нет ничего особенного. Но вот то, что Сталин единолично представляется более предпочтительным, чем триумвират, это уже почти парадоксально. Милюков считал весьма знаменательным тот факт, что Сталин добился столь явного преимущества перед Троцким, и усматривал в этом признаки отказа от утопической идеи всемирной перманентной революции и ставку на укрепление власти внутри страны.
Даже процессы тридцатых годов не изменили отношения Милюкова к сталинскому режиму, который в этом контексте представляется ему естественным завершением термидора. В представлении Милюкова этот период был поворотным пунктом в истории советского общества. Он считал, что смена этапов революционного развития в СССР, происходившая чересчур медленно по сравнению с аналогичными этапами французской революции, резко ускорила свои темпы, минуя промежуточные стадии. 28 августа 1936 года газета «Последние новости» писала: «...минуя комитет общественного спасения и термидорианцев, эта кровь приводит нас скорее уже прямо к пожизненному консулату» (2).
Надо сказать, что в интерпретации происходивших в СССР перемен позиция Милюкова сближается с точкой зрения Льва Троцкого, которую тот изложил в книге «Преданная революция». Оба отставных политика связывали причину победы Сталина с тем, что в условиях затухания революции наблюдается процесс неконтролируемого развития безличного бюрократического аппарата.
Однако Милюков, будучи последовательным приверженцем государственной школы, ставящим превыше всего интересы державы, склонен был видеть в этом явлении черты скорее положительные, а не отрицательные. В его восприятии Сталин предстаёт бытовиком обывательского типа, делающим грязную работу истории по уничтожению большевиков со свойственными им идеалами в пользу усиления государственного начала в Советской России.
Исходя из своей концепции, согласно которой развитие России целиком зависит от состояния государственной власти, Милюков считал наибольшим благом для России сильную государственность, пусть даже во главе с таким беспринципным интриганом, каким был в то время Сталин. Похоже, идея «чем хуже, тем лучше» была Милюкову отнюдь не чужда.
Кстати, проводя исторические параллели, Милюков обнаруживал несомненное и весьма значительное сходство между политикой Сталина и преобразованиями российского государства при Петре Великом. Основной тенденцией деятельности обоих диктаторов было поддержание и укрепление российской великодержавности, в жертву которой щедро приносились человеческие жизни. Из этого Милюков, как истинный государственник, делает соответствующие выводы: «Когда видишь достигнутую цель, лучше понимаешь и значение средств, которые привели к ней».
Прогноз – это наши надежды
В том же ключе, что и политические процессы, Милюков рассматривал аграрный вопрос – пожалуй, самую больную проблему России, извечно волновавшую русскую интеллигенцию и, естественно, живо интересовавшую белую эмиграцию. Разумеется, отношение к колхозам и к планам коллективизации сверху в этой среде было в основном резко отрицательным.
Позиция же Милюкова была неоднозначной, о колхозах он высказывался с сомнением, с опаской, но и не без надежды: «Я совсем не уверен в абсолютном успехе колхозов. В этой системе есть здоровые начала, особенно для России. Да и в прошлом нашей истории, как вы знаете, были явления, весьма способствующие утверждению колхозов, во всяком случае в Великороссии».
В разразившемся в 1932–1933 годах сельскохозяйственном кризисе Милюков увидел последствие левых эксцессов, свойственных периоду ускоренной коллективизации и индустриализации, – таких же эксцессов, как и при введении военного коммунизма, закончившегося голодом начала двадцатых годов и вынужденным переходом к НЭПу. Такие ассоциации давали некоторые основания для надежд на подобный же исход и в тридцатые годы.
Однако вопреки всем ожиданиям и прогнозам новый кризис советского строя не привёл ни к развалу или роспуску колхозов, ни к отказу от планового хозяйства. И всё же Милюков, не сомневаясь в конечном торжестве жизни над доктриной, до самых последних дней существования газеты «Последние новости» продолжал неукоснительно фиксировать в редакционных статьях всё, что ему казалось уступками со стороны советской власти.
Как подобную уступку Милюков расценил, например, появившийся в 1935 году Устав сельскохозяйственной артели, который в юридической форме предоставил членам колхозов право обрабатывать для личных нужд небольшие участки земли, держать некоторое количество домашнего скота, продавать на городских рынках излишки своего частного производства. В связи с этим в статье «На новых путях» («Последние новости» от 20 мая 1935 года) Милюков высказал предположение: «...партия идёт не вперёд, к выполнению плана, а назад».
Подобным же образом Милюков воспринимал и провозглашение в СССР в 1936 году новой Конституции, «самой демократической в мире».
Делая ставку на неизбежную внутреннюю эволюцию советского общества от крайностей большевизма к постепенной демократизации, Милюков исключал возможность внешнего вмешательства в этот процесс. После провала белого движения он последовательно выступал сначала категорически против дальнейших попыток реставрации монархии в России путём белогвардейской интервенции, а позднее – уж тем более против поддержки частью эмиграции гитлеровских планов.
Многие современники Милюкова расценили его статью «Правда о большевизме», увидевшую свет незадолго до смерти автора, как его окончательное примирение с советской властью. В ней говорилось, что в экстремальной ситуации Второй мировой войны, когда мир разделился на два лагеря, когда главным стало противостояние Германии и Советского Союза, когда необходимо сделать выбор между Гитлером и Сталиным, порядочный человек должен прежде всего руководствоваться интересами государственного единства России.
Пытаясь сегодня определить ценность общественно-политических и экономических прогнозов Милюкова, необходимо учитывать, насколько сложно было современнику сориентироваться в текущем положении вещей, да ещё в такой непредсказуемой стране, как Россия. При его жизни Советский Союз не пошёл по пути дальнейшего развития НЭПа, а пережил насильственную коллективизацию и индустриализацию сверху. И подлинно демократическому строю не суждено было прийти на смену сталинскому режиму.
Однако Милюков искренне верил в то, что писал. Эти взгляды составили базу его общественно-политической деятельности на протяжении всех долгих лет жизни в эмиграции.
Прогнозы Милюкова относительно эволюции советского общества в сторону демократии начали сбываться только в последние годы. Начали?.. А может быть, это очередной взмах всё того же маятника?
.jpg)
Распетушились! Автор рисунка: С. Неволин
Сергей Александров
***
1 – Термидор – по летоисчислению Великой Французской революции месяц, соответствующий июлю-августу. 9-10 термидора (27-28 июля) 1794 года была свергнута диктатура якобинцев крайне левой партии, развернувшей во Франции революционный террор. С тех пор слово «термидор» используется для обозначения такого рода переворотов.
2 – Милюков намекает на Наполеона Бонапарта, который, будучи первым консулом, узурпировал власть и провозгласил себя императором.
Ещё в главе «Времена - народы - мир»:
На обломках Римской Российской империи
Николай Данилевский о российской цивилизации. Приглашение к знакомству
История – пророчество, обращённое назад. Кающаяся, вопрошающая, сомневающаяся Россия
Россия в прогнозах Павла Милюкова
Россия в 2010 году глазами американских провидцев. С комментариями Леонида Ермилова