Россия: остров или материк
Изменится Россия – изменюсь и я. Не безнаказанно и не бесследно для моей души пройдёт смерч русских событий...
Недавно огромный материк, Россия, превратился в маленький остров. Да, моральный остров, потому что среди других народов пребывает она ныне если и не в блистательной, то в несомненной изолированности.
Она сама по себе. Нет у неё союзников, нет у неё добрых соседей, нет у неё даже уважающих врагов. Поясом презрения, как некоей стихирой, окружены её останки.
Пусть со временем и откроются физические границы – всё равно некуда будет ехать, потому что нигде мы не встретим внутреннего гостеприимства. Ни те, кому Россия изменила, ни те, с кем она помирилась, ни те, кто держал нейтралитет, – никто не будет приветлив к её сыновьям.
С некоторой заминкой и запинкой, смущаясь, будем мы отныне в чужих краях отвечать на вопрос о нашей национальности... Это сознание лишней тяжестью гнетёт и без того обременённую душу русского островитянина...
Больно думать о той мистико-геологической метаморфозе, которая превратила Россию в остров. Но в морях человечества не затериваются и острова. Они тоже не сироты мироздания. И от них, и к ним тоже идут разнообразные связи.
Никто и ничто не может довлеть себе. Вот почему и для России немыслимо свой остальной государственный век влачить в том уединении, в той одиночной камере истории, которая досталась на её долю сейчас.
...Ясны те обязанности, которые вменяет новая Россия каждому из русских. Необходимо оправдать Россию, необходимо Россию возродить, её грехи искупить.
Получилось неожиданное сходство с так называемым еврейским вопросом: всякий еврей частно решает его для себя, то есть он, сознательно или бессознательно, стремится собою опровергнуть ложь огульного юдофобства, на своём личном примере обнаружить и доказать его необоснованность.
Всякий семит должен быть живым доводом против антисемитизма. Не то же ли предстоит в наше время всякому русскому, не тот же ли способ борьбы с возрастающим русофобством?
Недаром Леонид Андреев по другому поводу назвал русских евреями Европы, её пасынками.
Очень тяжело, но и очень почётно, когда, кроме индивидуальной нравственной задачи, история возлагает на человека, на единичную особь, ещё и задачу национальную.
Не только за себя, но и за свой народ, за своё виноватое и наказанное государство, за Россию-калеку должен отныне больше, чем когда-либо, каждый русский высоко держать знамя чести. Он вдвойне обязан блюсти своё моральное достоинство. Собою пусть русский оправдает Россию. Этим он идейно обезоружит её врагов.
Долг чести каждого из нас – наследство России, нашей матери. Ибо это наследство – грехи.
Как отдельные люди, мы в известном смысле были бы спокойнее и богаче и без такого наследства, но именно поэтому нам нельзя от него отказываться. И если мы выплатим долги матери, то этим мы воскресим её.
И тогда без краски в лице можно будет русскому отважиться за границу России; и тогда Россия перестанет быть отрешённым островом человечества и воссоединится с ним в одну идеальную территорию.
(Год 1918). Урок в том, что Россия распалась на части и так быстро и неумолимо её, недавно целую, её, казалось, монолит, разбил беспощадный молот рока. Государство должно привязывать к себе составляющие его части ненасильственной связью.
Во имя ложно понятого принципа единой государственности нельзя подавлять самобытные и самоцветные черты отдельных народов.
К несчастью, мертвящий дух Аракчеева не выдохся в России с её бесцветностью, с однородной окраской её присутственных мест. Она не всем своим народам позволяла печатать даже молитвенники на родном языке и национальным шрифтом.
Одно из лучших средств к тому, чтобы народы определились в духе внутренней централизации, – позволить им самоопределиться. Мы тем не менее не создали культуры, которая была бы безусловным магнитом для наших соседей и для национальных групп нашего государства...
Девиз «Пусть ненавидят, лишь бы боялись», кроме своей нравственной негодности, несостоятелен и политически. Неправилен девиз «Россия – для русских», но зато правильно, что Россия – за русских и русские – за Россию.
Над Россией совершается страшный суд. Жутко современникам, которых он застиг, но можно ли отрицать его заслуженность и неумолимую понятность?
Мы всегда были недовольны своим отечеством (даже в ту пору, когда оно ещё не было социалистическим), но ещё больше досадовали мы, когда нашей страной были недовольны иностранцы. Показательны признания величайшего из нас – Пушкина.
В. Шадыева. «Плач» (фрагменты)
Кто не разделит с Пушкиным его досады? Кому чуждо будет настроение великого поэта? Роскошь презирать своё отечество позволительна только для патриота. И дальше своих рубежей я своего отрицания России везти не хочу.
Когда один из именитых лидеров думской оппозиции жаловаться на Россию уехал в Америку, то это было с его стороны не только политической ошибкой и бестактностью, но и заблуждением нравственного чувства.
И заслуженной демонстрацией протеста встретила Дума этого путешественника. Нельзя от родины апеллировать к чужбине.
Каждый из нас должен быть прав перед личной совестью, остальное приложится, общественность приложится. Не о том речь, что должна делать русская демократическая интеллигенция (интеллигенция изошла словами), а о том, что должен делать Я.
Компасом общественности пусть служит личность. Пусть каждый на своём месте исполнит свой долг. Больше ничего.
Правда, это очень много, но зато при таком условии разовьётся именно тот патриотизм, для которого не страшны будут ни германство, ни бедлам большевизма, тот патриотизм, который принёс немцам их победы.
Как раз Фихте, философ личности, философ человеческого «Я», был вдохновителем патриотической общественности. К «не-Я» переход только от «Я».
Ни те, кому Россия изменила, ни те, с кем она помирилась, ни те, кто держал нейтралитет, – никто не будет приветлив к её сыновьям
Конечно, всякому дорого личное существование – та моя единственная жизнь, которая мне интересна и люба даже независимо от судеб моей родины; конечно, будем откровенны и признаем, что я ценен и важен сам по себе, просто как человек, что я имею право на самого себя, хотя бы и вне своего народа и вне своего государства, что пусть не будет России – всё-таки буду Я; и никто не обязан рассматривать свою личность только в плане исторического бытия.
Но на поверку выходит, что и для моей личной жизни не безразлична участь моего государства...
Изменится Россия – изменюсь и я. У меня с нею – общие пути, сплетающиеся интересы. Не безнаказанно и не бесследно для моей души, для моей интимной особи пройдёт смерч русских событий и их конечный исход.
Исторический переворот с Россией будет психологическим переворотом для меня. Что с Россией, то и с русскими... Мой патриотизм – в моих интересах.
Да, я лично, кровно, эгоистически заинтересован в том, чтобы я не пережил России. Иначе я осиротею и может захиреть моя душа. На ней сиял отблеск русского величия, и она потускнеет, если невозвратно зайдёт солнце моей великой страны.
Да здравствует же это солнце, её и моё, наш единый светоч, да скроется наша общая тьма! Автор этих напитанных кровью сердца строк Юлий Айхенвальд – блестящий критик серебряного века. Он стяжал горькое, но почётное право стать пассажиром того самого исторического парохода, на котором большевистские воротилы выпроводили оптом из России подлинный ум, чистую совесть и незапятнанную честь.
Эти строки, и без комментариев, о России сегодняшней. Мы же не в состоянии выдавить из себя и капли той скорби, которая бурным потоком залила эти страницы.
Наверное, мы стали мелки и безразличны, и высокие чувства, увы, более не властны над нами...
По публикации в «Новом времени»
Больно думать о той мистико-геополитической метаморфозе, которая превратила Россию в остров. Художник Н. Шифрон. «Поднятая целина». Эскиз декорации
Ещё в главе «Земля - человек - небо»:
РОССИЯНЕ НЕ ЛЫКОМ ШИТЫ, или МЫ ЕЩЁ ДАДИМ ФОРУ МЕЖДУНАРОДНОМУ СТРАХОВОМУ БИЗНЕСУ
Россия: остров или материк
В мыслях о спасении живого (Посильное прочтение сугубо научной работы Юрия Чайковского)