Правда и истина. Историко-философский этюд
И наша правда, и ваша правда, а кто же Богу ответ даст?
Слово «правда» по происхождению связано с корнем *prae- («сквозь», «через»); соответственно, правда может выступать в таких значениях, как «обет», «обещание», «присяга», «заповедь», «правило», «договор», «закон» – в основе смысла этого слова лежит представление о божественном миропорядке (сравните синонимичные выражения преступити правду и преступити закон, а также название «Русская правда» как свод законов).
Отсюда правда может пониматься как договор между человеком и Богом и по смыслу соотноситься со словом «мир» («община»), происхождение которого связано с индоиранской мифологией Митры. Значение слова «мир» также воплощает идею божественного договора с людьми, реализованную в социальном (и пространственном) плане, сравните иранское mitra в смысле «договор». Показательно соотнесение мира и правды в пословицах: «Мир только правдою держится», «Без правды рухнул бы мир», «Правда по миру ходит», «Ложь злодею нужна, а правда – миру», «Бог любит правду».
Между тем слово «истина» образовано от местоимений is-to и, таким образом, по происхождению соотносится с латинским iste –«этот, тот», болгарским ист – «тот же самый» и исто – «тоже» и т. п. (Сравните первоначальное значение слова «истец» – «тот самый, именно тот»). Отсюда естественным образом правда осмысляется как божественное начало, а истина – как человеческое.
Так, в Псалтыри говорится: «Милость и истина сретостеся, правда и мир облобызастася. Истина от земли возсия, и правда с небесе приниче»; в греческом тексте слову «правда» соответствует слово со значением «справедливость, законность, правосудие», а слову «истина» – «действительность», то есть проводится то же различие. Это место из Псалтыри отражается в древнерусской пословице: «Истина от земли, и правда с небеси». В этой перспективе характерен также спор Правды и Кривды в духовном стихе «О Голубиной книге», где рассказывается, как Правда, победив Кривду, «пошла на небеса к Самому Христу, Царю Небесному».
Итак, если истина соответствует реально переживаемой действительности, то правда соответствует высшей духовной действительности – высшей, подлинной реальности. Положим, в «Повести временных лет» описываются под 1071 годом чудеса, которые совершают волхвы, то есть языческие жрецы или шаманы. Летописец никоим образом не отрицает того, что это действительно было – в смысле исторической действительности, – но говорит, однако, что волхвы это «в мечте» делали, то есть достигали этого колдовством, неправдой (мечта и правда – противоположны по значению).
Таким образом, это ложный опыт, имевший место в действительности – в той призрачной действительности, в которой существуют люди, но не в подлинной, настоящей реальности божественного мира. Летописец не сомневается в истинности рассказа о чудесах волхвов, но утверждает их неправильность, так сказать, их несоответствие правде.
Следует подчеркнуть, что не люди, которые видели описываемые чудеса, находились в мечте (под наваждением), летописец ясно и недвусмысленно заявляет, что в мечте были сами волхвы и речь не идёт о галлюцинации.
.jpg)
...силу удара знает лишь тот, кто принимает его, а не тот, кто его наносит; лишь испытавший страдание может измерить его. С. Цвейг
Точно так же в Библии рассказывается о том, как Бог дал Моисею умение превращать жезл в змею, для того чтобы фараон поверил, что он посланник Господа. Когда, однако, Моисей совершил это перед фараоном, оказалось, что египетские волхвы умеют делать то же самое «чарованиями своими». На эмпирическом уровне Моисей и волхвы делают одно и то же, однако Моисей в отличие от волхвов действует по божественной правде, тогда как действие волхвов соответствует лишь эмпирической, а не высшей реальности.
Таким образом, различение подлинной и эмпирически воспринимаемой действительности, объективного и субъективного (кажущегося) – различие, которое проявляется как в рассмотренных словесных противопоставлениях, так и в противопоставленности церковнославянского и русского языков.
Об актуальности этого противопоставления для русской ментальности может свидетельствовать следующий пассаж из гулаговских мемуаров: «Споры о правде и истине в лагерях и тюрьмах шли бесконечно. Так как русский не мой родной язык (автор мемуаров – польский еврей), я сначала не мог понять разницы. Потом мне объяснил её один филолог.
Истина – это выражение факта объективной реальности, тогда как правда – чисто русское понятие, включающее в себя элемент более высокого, чем объективная истина, порядка.
Правда – истина, возведённая в разряд идеи и этимологически связанная с правом и правосудием. Русский, стоящий за правду, стоит за такую истину, которой следует ещё добиться, за правду, включающую в себя и жизненный идеал, правду, в которой поступки отдельного человека находятся в соответствии с требованиями этики...
В кабинетах НКВД, на партсобраниях истина была ничем, она была относительна, её можно было менять по усмотрению. И только правда была абсолютна. Сначала мне, как и многим другим, не прошедшим такой школы, трудно было уловить, каким образом такая «филологическая тонкость» могла оказывать влияние на судьбы и жизни тысяч и тысяч людей. На практике же из этого нюанса возникала тирания правды над истиной. Он-то, этот нюанс, и оказался тем рычагом, с помощью которого белое обращалось в чёрное. Такой диалектики не изобретала даже инквизиция». (Бергер И. Крушение поколения. 1973 год.)
И далее автор мемуаров свидетельствует, что в сталинских тюрьмах и лагерях постоянно повторялась искажённая цитата из Пушкина: «Тьмы мелких истин мне дороже Нас возвышающая правда» (сравните у Пушкина: «Тьмы низких истин мне дороже Нас возвышающий обман...»).
Борис Успенский
Из книги: Краткий очерк истории русского
литературного языка, «Гнозис», 1994
Ещё в главе «Просвещение - личность - общество»:
Чайная «церемония» в России. Параллель к размышлению
Экология как косноязычие культуры
Правда и истина. Историко-философский этюд