Покаянные дни... настанут ли они?
Три пути у человека, чтобы разумно поступать: первый, самый благородный, – размышление, второй, самый лёгкий, – подражание, третий, самый горький, – опыт.
Конфуций
Все советские энциклопедии определяют гражданскую войну как «организованную вооружённую борьбу за государственную власть между классами, социальными группами, как наиболее острую форму классовой борьбы». И всех нас учили, исходя из этого тезиса, что наша гражданская война была развязана классовыми врагами трудящихся при активной интервенции извне.
А Февральская революция обошлась без гражданской войны: во всей огромной империи не нашлось ни классов, ни социальных групп, жаждавших захватить власть.
Попытка военного путча (Корниловский мятеж) была подавлена не только быстро, но и дружно, хотя недовольство медлительностью Временного правительства нарастало. Однако полувековое господство Закона и Правопорядка уже успело пустить глубокие корни в народном сознании, и Россия терпеливо ждала Учредительного собрания – единственного органа, имеющего права законодательной власти после отречения государя. Гражданская война началась тогда, когда все осознали, что обещанного не будет, что общероссийская власть узурпирована, что всех обманули, провели. Для меня грань её проходит не по хребту власти, а по нерву совести.
Можем ли мы сегодня склонить головы перед ВСЕМИ жертвами гражданской? Сумма индивидуальных «да» или «нет» определит меру общего очищения во всё ещё незавершающейся войне народа против самого себя. Автор фото: С. Яворский
В гражданскую войну не задумывались, куда будут приходить в дни скорби матери и вдовы, внуки и правнуки. А по её окончании все следы как белых, так и красных, как погибших от голода, так и умерших от тифа, расстрелянных, зарубленных, повешенных, утопленных были суетливо уничтожены. Какая печаль, какая память, какая боль, когда требовалось торжествовать, а торжествовать не хотелось! Не с чего было торжествовать, потому что в гражданской войне нет и не может быть победителя.
О гражданской войне – её причинах, силах, лозунгах, масштабах и тому подобном – была создана легенда, упрощённая, а потому и легкоусвояемая. Высшая математика российских страстей низводилась ею до уровня четырёх действий арифметики, катастрофическая трагедия великого народа адаптировалась до детского комикса, все краски, все полутона и оттенки тех роковых лет заменялись двумя цветами: красным и белым.
И никто не спорил, никто не сомневался, наука всем своим авторитетом подтверждала такое видение каиновых деяний, а прирученное, запуганное и подкупленное советское искусство с лакейским немилосердием мазало белую сторону чёрной краской. На этом общем фоне Шолохов и Булгаков выглядели всего лишь оригиналами, которым дозволено было свыше иметь свою палитру.
Не хотел бы быть превратно понятым: я вовсе не собираюсь, взяв дегтярную кисть и пользуясь нынешним состоянием умов и настроений, мазать задним числом красных: в гражданской войне нет правых и виноватых, нет справедливых и несправедливых, нет ангелов и нет бесов. В ней есть только побеждённые – мы все, весь народ, вся Россия. Нельзя торжествовать победу, убив собственного брата, выгнав отца за пределы отчизны и доведя сестру до панели.
Вопреки навязанному нам представлению, гражданская война была войной за завтрашнюю Россию как с «красной», так и с «белой» стороны. Вчерашней России уже не существовало: буржуазная революция свершилась и государь отрёкся от престола. Все силы общества, все классы, все партии, весь народ отказались от монархии раньше, чем Николай II прибыл на станцию Дно.
Всплеск монархизма во время кровавой междоусобицы был вызван, во-первых, поисками некой общенародной идеи, способной служить альтернативой идее большевистской, а во-вторых, бессмысленной жестокостью Уралоблсовета, расстрелявшего царскую семью. Однако крупнейшие руководители Белого движения – прежде всего Колчак и Деникин – сражались за ту демократическую Россию, которую полагали справедливой, естественной и законной.
Белая Россия воевала во имя восстановления буржуазной законности, красная – во имя торжества «законности пролетарской», «белые» видели идеал в парламентской буржуазной республике, «красные» поворачивали Россию на неизведанный умозрительный путь грядущего «царства социализма».
Утверждать при этом, что по одну сторону баррикады собрались царские офицеры, буржуазия, казачество и кулаки, а по другую – рабочий класс и беднейшее крестьянство, как тому нас учили на основе «Краткого курса истории ВКП(б)», – значит упрощать реальный раскол народа, приводить к мёртвым схемам горячую, кровоточащую, мечущуюся в поисках истины тогдашнюю живую Россию. Населяющие её народы раскололись не по социальному, имущественному и тому подобному признаку, а по своему представлению о завтрашнем дне страны. Этот раскол открыто обозначился ещё на Учредительном собрании, большевики получили меньшинство голосов, и им ничего не оставалось, как разогнать избранное всей Россией это собрание.
Именно здесь и определилось, кому предстоит сражаться за попранную законность, а кому идти своим особым путём, насаждая новый порядок мандатами, заложниками, расстрелами и харизматичностью Вождя.
Та правда, за которую человек умирает, не обязательно бывает правдой. Не ложна лишь правда конца жизни. Гравюра В. Фаворского
Пропаганда и искусство с детства учили ненавидеть золотопогонников, может быть, больше, чем кого бы то ни было. Насквозь проституированная литература создала и глубоко внедрила в сознание людей миф о богатстве и барственном безделье русского офицерства.
Однако заметим, что к 1917 году русское офицерство не только жило на жалованье, но в начале карьеры люди в погонах вплоть до должности батальонного командира с трудом сводили концы с концами. Какой-то особой собственности у офицеров не было, чем отчасти и объясняется, почему весьма большое их количество добровольно служило в Красной Армии.
Этот факт требует самого серьёзного внимания, ибо именно военспецы (так назывались бывшие царские офицеры на советской службе) и создали в конечном итоге Красную Армию с её абсолютно иной структурой и принципиально новой тактикой. Многое, что связано с военспецами, замалчивалось, хотя на 1 января 1919 года в Красной Армии числилось 165 113 бывших «золотопогонников». О качестве их службы можно судить хотя бы по следующему примеру.
Высшей военной наградой в Красной Армии было Почётное («Золотое») революционное оружие. Всего за всё время гражданской войны эту награду получили двадцать человек, и половину из них составляли бывшие офицеры Генерального штаба: полковник С. С. Каменев, полковник В. И. Шорин, лейб-гвардии поручик М. Н. Тухачевский, полковник А. И. Егоров, штабс-капитан Е. С. Казанский, подъесаул Н. Д. Каширин, подполковник А. И. Корк, войсковой старшина Ф. К. Миронов, подпоручик И. П. Уборевич.
Бывшие царские офицеры честно сражались на стороне Советской власти, в то время как множество крестьян и даже рабочих столь же отважно и честно бились на стороне Белого движения, а ещё чаще – на стороне, так сказать, самих себя. Многочисленные крестьянские восстания за «Советы без коммунистов», из которых наиболее мощным стало восстание под руководством Антонова на Тамбовщине, были тоже поисками своей России. А знаменитый и чрезвычайно жестоко подавленный Кронштадтский мятеж означал полярное изменение политических симпатий матросов Балтфлота – основной ударной силы начального периода большевистской власти.
Одна из форм гражданской войны – война «красных» против «красных». Тоже перманентная. Автор рисунков: А. Шахгелдян
Гражданская война была отчаянным поиском утерянной родины для всего населения взорванной Российской империи. Выливалось это в нечто весьма непредсказуемое: от яростной вооружённой борьбы до саботажа и дезертирства (в Советской России в 1919–1920 годах было зафиксировано 846 000 дезертиров, это при том, что в Красной Армии на 1 января 1920 года насчитывалось три миллиона человек).
Махновское движение на Украине и басмаческое в Средней Азии были народными крестьянскими войнами не столько против властей, сколько за своё право жить по-своему, чем и объясняется воистину легендарная неуловимость их вождей, которых прятало всё население.
По мукам ходили не только казак Мелехов и дворянин Рощин – по мукам ходили все народы нашей страны.
Всякая война разрушает традиционную нравственность, и в этом смысле я не могу согласиться с ленинской концепцией «справедливых и несправедливых войн». Любая война есть состояние опрокинутости народной, так как она:
- санкционирует убийства людей без суда и следствия;
- ликвидирует демократические свободы, вводя власть военных, законы военного времени, комендантский час, трибунал и тому подобное);
- «освящает» безвозмездное присвоение не своей собственности (реквизиции, трофеи, контрибуции и тому подобного);
- вживляет культ силы и жестокости и так далее и тому подобное.
Всякая война есть неестественное, вывернутое наизнанку состояние общества в целом, когда нелепость и бессмысленность связанного с войной труда, равно как и мобилизация всех умственных, творческих и душевных сил общества, осуществляются ради смерти и разрушения.
Гражданская война долго виделась мне не только романтической, но и в высшей степени справедливой. И понадобилось немало времени для осознания простейшей из истин: гражданская война есть самая преступная, самая бессмысленная и самая жестокая из войн. Именно эти её особенности побудили Максима Горького написать горестную и растерянную статью «Русская жестокость». Примеры из этой статьи, впрочем, лишь в малой степени отражают то, что творилось в те годы.
1918 год. 1-ая годовщина ВОСР. На горе старым буржуям. Всеязыкым
Судите сами лишь по некоторым фактам. После убийства Урицкого в Петрограде было расстреляно ровно девятьсот (900 – ни больше ни меньше!) заложников, то есть людей, заведомо не причастных к теракту. В ответ на убийство Розы Люксембург и Карла Либкнехта Царицынский Совет распорядился расстрелять неустановленное, но весьма большое число заложников. После подавления Кронштадтского восстания из сдавшихся в плен матросов был застрелен каждый второй.
И при всём том дело не в терроре – красном, белом или разноцветно-бандитском. Истинная катастрофа России заключалась не в этапе пройденном, а в этапе последующем, когда гражданская война была формально объявлена законченной. Смолк гром орудий, топот кавалерийских лав и рёв победных кличей, но винтовочная и револьверная трескотня не оставляла страну вплоть до середины столетия. Если белый террор и впрямь превратился вместе с окончанием братоубийственной вакханалии, то красный террор не знал ни конца, ни перерыва.
Русской Православной Церкви война была объявлена ещё 25 августа 1920 года святотатственным Циркуляром Наркомюста о ликвидации всяких мощей. Таким образом, к жесточайшей политической борьбе прибавилась не менее жестокая борьба – антирелигиозная.
Привнесение антирелигиозных мотивов в Великую Всероссийскую Смуту способно было лишь добавить ожесточения и в без того кровавую схватку, довести всеобщую нетерпимость до состояния, при котором угасают все человеческие и Божьи законы.
1927 год. 10-я годовщина ВОСР. На горе буржуям новым – «своим»
В самом конце междоусобицы, когда белые уже зажаты в Крыму, когда ярость идёт на спад, когда можно (и нужно!) подумать о мире в растерзанной стране, Наркомюст издаёт Циркуляр отнюдь не мирного, но провокационного характера. Мир страшит Советскую власть реанимацией народной совести, страшит естественной скорбью, вослед которой неминуемо придут размышление и покаяние.
И чтобы не было никогда никакого покаяния, никакой скорби, никаких размышлений, в кровавый коктейль гражданской войны официально, сверху, государством добавляется порция безумия, антирелигиозного по форме и абсолютно религиозного (в свете Нового Учения!) по содержанию. Не отсюда ли берут начало массовые расстрелы пленных врангелевцев в Крыму, происходящие уже после войны? Не отсюда ли возникли Соловки, ссылки в глухомань и высылки за границу?
Начало второй гигантской волны красного террора следует соотнести с началом всеобщей коллективизации. Учитывая спровоцированное расслоение крестьянства, срыв общественных мер по борьбе с голодом Поволжья, вспомним ликвидацию 27 августа 1921 года членов Всероссийского Комитета помощи голодающим по письму Ленина: «членов «Кукиша» тотчас же, сегодня же, выслать из Москвы... Изо всех сил их высмеивать и травить не реже одного раза в неделю в течение двух месяцев...»; вспомним организацию голода на Украине, в Казахстане и других местах, массовое использование армии в борьбе с крестьянством)... можно смело утверждать, что власти сознательно спланировали и провели вторую гражданскую войну уже не против «белых», а против собственного мирного населения.
Мы так поздно пред вами
Преклоняем главу...
Русь слезит небесами
На бессмертном ветру.
Олег Кочетков.
Автор фото: С. Донин
Во время этой не имеющей аналогов в мировой истории акции против мирного – собственного! – населения, гражданская война получила «теоретическое» обоснование на все последующие времена в известной идее возрастания классовой борьбы, выдвинутой Сталиным. С этого времени состояние гражданской войны стало формой существования Советской власти.
Все поколения советских людей рождались, жили и воспитывались в ходе непрекращающейся гражданской войны. Их нравственность, мировоззрение, представление о правах и правопорядке, их психология сложились в процессе нескончаемых боевых условий постоянно действующего военного положения. Это обстоятельство во многом способствовало формированию командно-административной системы, рассчитанной на работу в экстремальных условиях, на приказ, «забивающий» закон.
Война предполагала наличие врага, и его постоянно находили: сначала – белые, потом – кулачество «как класс», затем – троцкисты, зиновьевцы, бухаринцы, немцы Поволжья и крымские татары, чеченцы и ингуши, кумыки и балкарцы, безродные космополиты, убийцы в белых халатах и т. д. и т. п. Бездонная прорва ГУЛАГа всё время пополнялась пленными этой бесконечной войны с собственным народом, а проживавшее в гигантской казарме якобы свободное население было прежде всего заложниками этой системы.
В результате перманентной гражданской войны были ликвидированы не только так называемые классовые враги, но заодно подверглись уничтожению и целые субэтнические группы России (например, казачество). Население сорвали с давно обжитых мест, оголяли исторический центр Великороссии (оскорбительно поименованный Нечерноземьем), чтобы и сама память людская о месте рождения нации была навеки забыта.
С этой же целью переименовывались города, улицы, площади, парки. Сама история стиралась с исторической карты нашей Отчизны. С маниакальным упорством взрывались соборы и церкви, монастыри, дворянские усадьбы и купеческие особняки. Уничтожались памятники государям и героям, вскрывались их склепы и могилы. То есть творилось то, о чём мы сегодня уже что-то знаем. Что-то, отнюдь не всё.
Сформировавшиеся стереотипы гражданской войны прочно поселились в наших душах, проявляясь не только в боязни кардинальных перемен, не только в желании всегда иметь «сильную руку», но и в общей нетерпимости, в ненависти ко всем, кто живёт иначе, плодотворнее. Перечитайте стенограммы депутатских и партийных съездов всех уровней, и вы получите полную и убедительнейшую картину продолжающейся междоусобицы. И мы не претворим в жизнь ни один закон, ни одно благое намерение или начинание, пока не закончим наконец свою гражданскую войну.
Нам предстоит – всем вместе и каждому индивидуально – покончить с заложенной в нас психологией чрезвычайщины. Будем милосердны и благородны. Склоним головы перед памятью павших за Родину. Какого бы цвета знамёна ни развевались над ними, они поступили так, как велела им совесть, и было бы в высшей степени справедливо воздать должное всем павшим в нашей столь мучительно долгой гражданской войне. Так поступили в Америке, Испании, Финляндии. Так должны поступить и мы. И всяческой поддержки заслуживает инициатива возвести общий памятник жертвам гражданской войны. Пусть над красным и белым обелисками вознесёт мать-Россия венок скорби и уважения.
Тогда придёт покаяние. И только тогда закончится гражданская война.
Борис Васильев, писатель. Авторский дайджест
Ещё в главе «Деревня - город - отечество»:
1984 год, или наше светлое будущее (вариант аграрника Чаянова)
Покаянные дни... настанут ли они?
Игорь Леонтьев – странник кисти
Трагическая арлекинада Валерии Шуваловой (Сцены из «чёрной серии»)