Ученый, предприниматель, общественный деятель, благотворитель
Журнал «Социум». №50. 1995 год

Опера Верди, сапоги тенора и басни Крылова

Послевоенная Москва... Не шибко сытая, с утратами в каждом доме, с коммуналками и примусами... И всё-таки прекрасная, как бывает прекрасно Детство.

Дорогой читатель, Вы увидите эту Москву глазами двух героинь повести Галины СОКОЛОВОЙ «Детское время» – Ленки Александровой и Светки Недобой, двух весёлых неугомонных московских школьниц. Повесть эта интересна ещё и тем, что отчасти автобиографична.

Правда, нам почему-то кажется, что, хотя актрисой становится романтичная Ленка Александрова, сама Галина Михайловна Соколова, заслуженная артистка России, актриса театра «Современник», больше похожа на озорную, непредсказуемую Светку Недобой!..

И, наверное, любой поклонник таланта Галины Михайловны – как актёрского, так и литературного, ведь, кроме этой повести, она написала множество новелл, рассказов и сказок, – так вот, повторяем, любой поклонник её таланта согласится с нами! Потому что и мы тоже искренние и горячие её поклонники.

...Тётя Муся спросила бабушку Олю, что та завтра наденет в Большой театр. Бабушка объяснила, что наденет юбку с кофтой, а может и кофту с юбкой.

– Хорошо бы на плечи набросить чернобурку, – мечтательно вздохнула тётя Муся. Девочки тут же с ней согласились. Бабушка попросила всех трёх «глупости-то не молоть» и поинтересовалась, сколько она должна за билет. Но оба билета были абсолютно бесплатными. Оказалось, что вчера, совершенно случайно, тетя Муся встретила на улице старого друга, которого не видела ещё с той войны, тысяча девятьсот четырнадцатого года. Тогда он был молодым офицером, красавцем и аристократом, а теперь работал одевальщиком в Большом театре. Он и предложил тёте Мусе два билета на генеральную репетицию, сказал, что зрителей будет полный зал.

– И всё за бесплатно? – удивилась бабушка.

– Всё! У всех будет праздник.

...Утром Ленку ждала потрясающая новость. Бабушка разбудила её и сообщила, что убегает к тёте Мусе. Та позвонила ни свет ни заря, сказала, что ночью получила телеграмму от какого-то почти незнакомого племянника, он утром приезжает в Москву. Вот тётя Муся и попросила бабушку поехать с ней на вокзал. Правда, тётя Муся видела племянника в последний раз, когда он был грудным младенцем, но встретить-то его всё равно надо. А девочки пусть идут в Большой театр.

Ленка завизжала от радости:

– Бабушка, спасибо, миленькая, спасибо.

– Да будет тебе, ты, главное, вставай.

– Ой, я ведь в Большом ни разочка, ни полразочка не была!

Ленка села в кровати и стала раскачиваться из стороны в сторону.

– И сегодня, видать, не попадёшь.

– Встаю, уже встаю! А какой спектакль будет?

– Это уж им виднее. Что покажут, то и смотрите во все глаза, не зевайте! – Бабушка протянула Ленке деньги. – Возьми, в буфет сходите. А я на вокзал побежала.

Ленка позвонила Светке и стала наряжаться. Надела «выходное» платье из шотландки с большим белым воротником, начистила до блеска туфли, вплела в косы красные ленты. А тут и Светка подоспела.

Платье цвета «электрик», воротник – «матроской», юбка в складку. Всё давно известно! И вдруг Ленка увидела, что на шее у подруги висят большие жёлтые бусы из янтаря.

Оказалось, Раиса дала поносить.

– Дала и дала, – пожала Ленка плечами, – и замечательно.

Светка сразу поняла, что подруге завидно, и тут же пообещала, что в антракте отдаст бусы Ленке, вот она их и поносит.

По дороге Светка радостно сообщила, что и ей мама денег на буфет дала, но девочки решили в буфет не ходить, лучше после театра ещё и в кино сбегать. Ленка вдруг забеспокоилась, пустят ли их без взрослых в Большой.

– Утром? – Светка глаза даже вытаращила. – Пусть попробуют не пустить. Детское время, наше.

Пробовать никто не стал, контролёрша молча оторвала билеты, и девочки вошли в красивое белое фойе, спустились в раздевалку, на вопрос гардеробщицы: «Вы в партере сидите?» – гордо ответили, что у них вообще первый ряд!

Фойе постепенно наполнялось зрителями. Все были очень нарядные, тогда так было принято – наряжаться в театр. Мелькали на плечах у женщин чёрно-бурые лисы, попадались и рыжие.

– Ты бы хотела иметь лису? – спросила Ленка подругу.

– Зачем она мне? Бус бы не было видно.

В буфете Светка заявила:

– А я пирожных не хочу. Ни капельки. А ты?

– Я хочу. Чуть-чуть!

– Ну, чуть-чуть и я хочу. Наполеон и два эклера.

У входа в партер стояла ещё одна тётенька, она попросила девочек показать билеты, и выяснилось, что места их не в партере, а на четвёртом ярусе. Правда, в первом ряду.

– Мне тут больше нравится, сообщила Светка подруге, усаживаясь в кресло. – Ведь если отсюда вниз, в партер, упасть, насмерть можно разбиться, представляешь?..

– А что нам будут показывать? – спросила Ленка.

Старый человек, сидевший рядом, тут же дал точную информацию: «Верди. «Маскарад в Венеции». Это опера, девочки».

– И хорошая? – вежливо поинтересовалась Светка.

– Великая! – ответила старушка, соседка старика.

– Гениальная, – раздался ещё один, очень звонкий, голос сзади.

Девочки обернулись. Голос принадлежал совсем уже древней, но кудрявой старушке. Подруги завертели головами и с удивлением обнаружили, что весь их четвёртый ярус до отказа заполнен седенькими старушками и старичками. Лис не было ни одной, ни чёрно-бурой, ни рыжей. Светка шепнула, что, наверное, все старики – друзья старого одевальщика, знакомого тети Муси. А Ленка подняла голову, чтобы рассмотреть огромную хрустальную люстру.

И вдруг увидела, что на потолке нарисована картина. Картина на потолке! У Ленки дух захватило от восторга. Вот это театр!!! И в четвёртом ярусе, конечно, лучше сидеть, чем в партере. Потолок ближе.

Погас свет, и началась увертюра. В первую возникшую паузу протиснулся аплодисмент, хлопали в партере. Седое население четвёртого яруса стало растерянно переглядываться.

– Что это с ними? Ведь увертюра ещё не кончилась, – пискнула старушка сзади.

Но партер уже и сам понял свою оплошность и стыдливо затих. Раздвинулся занавес. По сцене ходили красивые женщины в длинных платьях, все мужчины были в блестящих одеждах. Сцена была залита светом и музыкой. Ленка вдруг заплакала.

Светка шёпотом попыталась её успокоить: «Не плачь, всё ведь пока хорошо». Но тут партер опять повёл себя из рук вон плохо. Пел самый разодетый актёр, так красиво, так долго пел. Потом сделал паузу, ясное дело, чтобы воздуху набрать. А партер этого не понял, опять принялся хлопать.

Светкиного соседа, старичка, чуть не до расписного потолка подбросило: «Они что, совсем не знают Верди?» Светка тут же предложила: «Хотите, я в антракте в партер спущусь, спрошу?» – «Не надо, девочка, это и без вопросов ясно».

А певец, набрав воздуху, аплодисментов пережидать не стал, запел дальше и закончил арию. Тут бы и партеру захлопать. Но, видно, страшно было опять не попасть в точку. И зааплодировал четвёртый ярус!

А уж потом его поддержал весь зал. Дальше так и покатилось: всегда начинал аплодировать четвёртый, последний ярус. И всегда там, где надо. Светка была в восторге. «Чувствуешь? – тихонько говорила она подруге. – Ни разу не ошиблись. Шпарят, как по нотам». И Светка даже не догадывалась, что была права как никогда.

Автор фото: Е. Кочетков

В антракте девочки (в бусах была уже Ленка) спустились в буфет, просто посмотреть, как там идут дела. В буфете дела, судя по очередям у стоек, шли совсем неплохо. А вот на сцене, во втором акте, дела, прямо скажем, не заладились.

Нет, началось-то всё хорошо. Из-за какого-то то ли утёса, то ли дома «без окон, без дверей» вышла певица, вся в красном, с огромными перьями на голове, и пропела, что она умеет судьбу предсказывать.

Потом певица замолчала и стала по сторонам оглядываться. И старички в четвёртом ярусе тоже явно забеспокоились. А партер – ничего, сидит не шелохнувшись, ждёт уважительно, что дальше будет. Певица в перьях опять за утёс спряталась. И всё началось по новой: вышла, спела, опять головой завертела.

– Заело! – шепнула Светка.

И тут раздался голос по радио:

– Где тенор?.. Тенор где, я вас спрашиваю!!!

По залу пронёсся шёпот. А тот, который по радио говорил, ещё громче и ещё строже спросил:

– Ответьте, где тенор? Где? Что, украли тенора?

– Это так надо? – спросила Светка у старичка.

– Нет, деточка, так не надо. Просто трансляцию забыли выключить, а помощник режиссёра по радио актёра вызывает.

– Но ведь актёра не украли? – испугалась Ленка.

– Не думаю, – улыбнулся вежливый старик. – Хотя голос у него – чистое золото. Такого тенора грех не украсть.

А в зале уже возникал смех, но пока негромкий.

– Бегите скорей! Вы опоздали! – вопило радио.

На сцену выбежал наконец певец, которому в первом акте не вовремя захлопали, выбежал и сразу запел: «Пришёл я первый!» Тут зал захохотал, дружно, громко, неудержимо. Тогда певец с золотым голосом замолчал, поднял руку. Затих оркестр, зал перестал смеяться.

И тенор сказал простым человеческим голосом: «Товарищи, я не виноват, мне поздно сапоги принесли. Не мог же я выйти на сцену босиком, ведь я герцога играю. А сапоги дошивал наш сапожник, немного не успел. И его понять можно. Он уже месяц без выходных!» Зал принялся аплодировать, зал понял уставшего сапожника.

Дальше всё шло как по маслу. Очень часто хлопали, особенно главному актёру, опоздавшему на выход. Ленка зашептала Светке в самое ухо: «Сначала надсмеялись над человеком, а теперь, конечно, подлизываются!»

В антракте она сказала решительно:

– А зачем нам сегодня ещё и кино?

– Правда что! – тут же согласилась Светка. – Пошли в буфет.

Уже сбегая с лестницы, Ленка призналась: «Если я сейчас не съем пирожное, у меня разорвётся сердце. Так оно бьётся».

– Тогда побежали быстрей!

Съеденный наполеон спас Ленку от разрыва сердца. Но оно опять оказалось под угрозой, когда на сцене застрелили главного героя, герцога с золотым голосом. И Ленка, плача в три ручья, подумала: «Уж лучше бы ему вообще не принесли сапоги. И он бы не смог выйти босиком на сцену. Зрители бы разошлись, и я бы не увидела, как он умирает». Но Ленку немного утешили поклоны, на которые выходил и убитый.

Хлопал зал дружно, оглушительно, долго. Из партера, со всех ярусов кричали: «Браво!» и «Бис!» И Ленка не выдержала, крикнула звонко, дрожащим от волнения голосом: «Большое спасибо! Всем спасибо!» Когда аплодисменты наконец утихли, седой сосед улыбнулся Ленке и спросил: «Ты впервые в Большом театре?»

– Впервые, – ответила та.

– А вы – нет, – сказала старику догадливая Светка.

– Да, я стараюсь бывать здесь почаще. Но до сих пор помню, как в первый раз попал в Большой. Тогда давали «Лебединое озеро».

– Мы тоже пойдём на «Лебединое озеро», – пообещала Ленка, – если тётя Муся билеты нам свои опять отдаст.

Сосед погладил Ленку по голове: «Будем надеяться, что отдаст!»

С этого дня Ленка стала бредить театром. Предложила в классе поставить какую-нибудь пьесу и сыграть её на первомайском вечере в школе. Но поддержки в коллективе не получила; все сочли, что уж очень поздно спохватились. А Анна Алексеевна спросила: «Где ты раньше была, Александрова?» Но ведь раньше Ленка была где угодно, только не в Большом театре.

И тогда она обратилась за помощью к Светке: поставить спектакль вдвоём и сыграть дома «для своих». Светка тут же согласилась: «А что, давай. Только что мы играть-то будем?»

– Хорошо бы, конечно, «Маскарад в Венеции», – вздохнула Ленка.

– Нет, без оркестра нельзя, – отрезала Недобой. – Это же опера!

– Хорошо, давай не оперу поставим. Ты сама скажи, что ты хочешь!

– Да я вроде ничего не хочу! – пожала Светка плечами. – У меня всё есть. Ты сама предлагай. Александрова, а уж я, так и быть, выберу. Что полегче.

Разговор этот происходил в зоопарке, куда подруги привели бабушку Надю (деревенская бабушка Светки Недобой. – Прим. Ред.). Та так долго удивлялась на жирафа, что Светка наконец не выдержала.

– Бабушка, ты что, жирафа, что ли, никогда не видела?

– Видела, до войны. Вот и подзабыла.

А около павлинов бабушка Надя, судя по всему, решила простоять до закрытия зоопарка. Подруги сказали, что пойдут прогуляться и вернутся. Чинно разгуливая между клеток и вольеров с диковинными зверями и птицами, девочки начали выбирать пьесу для «домашнего спектакля».

Ленка предложила «Двенадцать месяцев» Маршака. Спектакль она видела в ТЮЗе и хорошо его помнила. Но Светка тут же возразила, что им неоткуда взять двенадцать месяцев. Ну сыграет Светка, предположим, Май, а Ленка – Июнь. А где взять ещё десять? Тогда Ленка предложила «Аленький цветочек».

– Ой, держите меня, я падаю! – обратилась Светка с просьбой к бегемоту, мимо которого они как раз проходили. – Это же для самых маленьких!

Ленка предложила ещё множество пьес, все были забракованы. По разным причинам. Наконец она исчерпала свои запасы. И обратилась к Светке, ласково обратилась:

– Светочка, предложи теперь ты, я тебя очень прошу!

– Пожалуйста. Басни Крылова!

– Басни?! Это тоже для самых маленьких. И там одни звери!

– Александрова, опомнись! Их же взрослым по радио читают, в исполнении Игоря Ильинского. А во-вторых, там и люди есть, – заспорила Светка. – Хочешь, пример приведу?

– Ну приведи, приведи.

– «Кот и повар»! Повар – человек.

«Разборчивая невеста». Невеста тоже человек. А женихи – не люди, по-твоему? – заорала Светка так громко, что и посетители зоопарка и звери-невольники оживились, забеспокоились. А одна тётка, толстая, в очках, предложила Светке, схватив её за руку, попроситься на жительство в клетку с обезьянами, мол, там ей самое место.

– Да я там и живу, тётенька. – Светка вырвала руку. – Меня дрессировщица погулять вывела. – И, согнув ноги в коленях, большими прыжками побежала к вольеру с павлинами, издавая утробные звуки. А «дрессировщица» Ленка, бросившись следом, кричала: «Я согласна, Светочка! Я даже на басни согласна!»

Бабушка Надя была в неописуемом восторге от павлинов, особенно от их роскошных хвостов.

– Спасибо, девочки! – шептала она со слезами на глазах. – Прямо как в раю побывала. Теперь хоть буду знать, как там и что. Да за это... за это я вам мороженое куплю.

Девочки попросили, вместо мороженого, покататься на пони. Бабушка спросила, что такое – «пони».

– Маленькие лошадки, – объяснила Светка.

– Жеребята, что ли?

– Нет, бабушка Надя, – терпеливо объяснила Ленка. – Они уже взрослые, только ростом маленькие.

Подошли к открытому манежу, по которому бежали пони, запряжённые в разрисованные тележки. В них сидели счастливые седоки – мальчишки и девчонки. Бабушка Надя вконец изумилась:

– Ой, красота-то какая! Всё у нас в стране для детей делается. Ну буквально всё. И лошадей в рост подобрали.

– Бабушка, а мы с Ленкой кататься-то будем?

– А как же! Скорей в кассу бежите, вот деньги-то. Бежите!

Девчонки бросились в кассу. Ленка была счастлива! Она поняла, что басни Крылова – это то, что надо для взрослых.

Из повести «Детское время»

Ещё в главе «Жизнь - творец - искусство»:

Об искусстве музейной экспозиции. Попытка саморецензии

Опера Верди, сапоги тенора и басни Крылова