Они крадут только голову
...Мой друг Ньямбе, говоря о власти жрецов над членами общин, провёл убийственную аналогию между первобытным колдовством и одним из наиболее сильных методов современной психологии: «Им не нужно красть тело человека, они крадут только его голову».
Психологическое порабощение одних людей другими старо как мир. На земле всегда были жаждавшие власти. Но искусная, хорошо продуманная практика овладения чужим сознанием, превращения его в глину, из которой можно вылепить всё что угодно, – это наследие, которому социум обязан, прежде всего, знахарям-ведунам.
«Промывание мозгов» (это словосочетание стало после Корейской войны 1950–1953 годов своего рода «фразеологизмом века». – Ред.) буквальный перевод корейского выражения «чистка мозгов» – процедура, сходная с «зомбированием» в афро-американском культе вуду, хотя и не столь ужасная, давным-давно известна на Дальнем Востоке и в Юго-Восточной Азии.
Генри Рос так описывает обряд принятия новичков в члены одного из племён острова Борнео (Индонезия. – Ред.): «После целой ночи заклинаний и колдовства жрецы ведут посвящаемого в затемнённую комнату, где, по их словам, они вскрывают ему череп, вынимают мозги и промывают их, чтобы дать ему чистый разум для проникновения в тайны злых духов и лабиринты болезней».
Подвергаемого операции сознательно доводят до полного нервного истощения, и тогда в состоянии замешательства он без сопротивления воспримет подсказанные мысли как свои. Жертва будет делать и делает всё, что от неё потребуют, признаётся в преступлениях, которых не совершала, и покорно примет рабство или смерть, если того пожелает жрец фетиша. Непротивление здесь не результат давления или физического насилия, оно рождается как плод веры в жреца и его сверхъестественное могущество.
* * *
Идея психологического порабощения не встречает сопротивления у туземцев. Её, воплощаемую в обрядах, здесь легко принимают потому, что не представляют себе жизни, в которой сильный не подчинял бы слабого. Вместо деления на «хорошее» и «плохое» у них в ходу – деление на силу и слабость.
В рассуждениях миссионеров, считающих, что принять монотеизм христианства африканцам мешают колдовство и вера в духов и демонов, есть серьёзное упущение. Дело в том, что местные жители пришли в конечном счёте к определённому выводу: к европейцам христианский бог относится лучше, чем к ним. Племена банту верят во всесильного Владыку, почитаемого под именем Ньямбе, но убеждены, что он, бог белых, забыл их, и поэтому они должны искать помощи у божеств меньшего ранга. Слова их молитвы: «А Пайа Ньямбе, неужели ты забыл своих детей!», – очень похожи на крик отчаяния, пронёсшийся через века: «Отче! Почему ты оставил меня?»
Заболевший туземец уверен, что на него наслали порчу и единственное спасение – обратиться за помощью к тому, кто сумеет изгнать «нечистого». Если колдуну этот «дух» неизвестен или, по его мнению, связан с магией белого человека, то он постарается направить больного к другому лекарю. Но уж если сам возьмётся за дело, то, как опытный психиатр, изложит причину недуга в понятиях фантастического мира духов – непостижимого для нас, но совершенно реального для туземца.
* * *
Танец, может быть, самый яркий пример воздействия знахаря на зависимое от него окружение. Я видел, как в ритуальных плясках человек приобретал звериные черты. Существуют формы обрядов, граничащие с ликантропией – видом одержимости, помешательства, когда больные воображают себя волками или дикими собаками, – вроде виденного мною однажды «танца шакала»...
Церемония началась с медленного ритмичного пения. Знахарь запевал, и хор отвечал ему, что походило на церковную службу. Члены племени, образовав круг, пили какое-то изготовленное колдуном варево, и по мере того как они поглощали напиток, учащались удары по барабану.
Знахарь время от времени припадал к питью, которое готовилось тут же около него на костре. Неожиданно из тишины джунглей донёсся отдалённый вой шакала. Темп напева возрос, голоса поднялись до резкого крика и, перейдя в дикий вопль, похожий на тот, что вылетал из леса, вдруг оборвались.
Колдун медленно начал танец. На голове его была укреплена морда шакала, на плечах висели шакальи шкуры, тело раскрашено белыми полосами, особо подчёркивающими рёбра. Танцуя, знахарь двигался внутри круга стоящих мужчин. Иногда он останавливался и пристально вглядывался в лица то одного, то другого. Между тем ритм ускорялся. Заведённая им песня закончилась пронзительным криком, напоминавшим шакалий, и в ответ из леса раздались завывания. Голоса вступали один за другим, и вся ночь заполнилась этими дикими воплями. Вой приближался и становился всё громче. Наконец в нём можно было отчётливо различать визг женщин и рычание мужчин. Темп танца рос вместе с возбуждением толпы.
Когда колдун упал на землю не то от усталости, не то от выпитого зелья, вперёд выступило несколько мужчин и женщин, начавших новую пляску. Это была самая неприятная часть ритуала: они, воя, бросались на соседей и в конце концов, встав на четвереньки, принялись, как животные, обнюхивать друг друга. Внезапно нечто тёмное влетело в их круг. Сначала я подумал, что это кто-то из танцоров, но потом понял увиденное: рыча и кидаясь на движущихся в танце людей, в толпе метался настоящий шакал.
Гарри Райт
Ещё в главе «Земля - человек - небо»:
«Мудрец, который знал людей...»
Люди-наоборот, Или... грядущему зверю
Вестники дьявола и другие «оборотни»
Они крадут только голову