Ученый, предприниматель, общественный деятель, благотворитель
Журнал «Социум». №4-5 (35-36). 1994 год

Очень весело и смело – про естественный отбор!

Дорогой читатель, не желаете побеседовать на сугубо научную тему? Ну, скажем, о естественном отборе? Только, пожалуйста, не спешите тащить с полки третий том Чарльза Дарвина. И Ивана Ивановича Шмальгаузена с Дж. Симпсоном тоже оставьте в покое.

При всём нашем уважении, речь пойдёт не о них. У нас есть собственная теория. Мы утверждаем, что один из самых главных факторов при естественном отборе – не сила, не храбрость и не крепкие зубы, а – остроумие.

В самом деле, умение в любой ситуации отыскать смешную сторону, не унывать и не падать духом – разве это не помогает выжить? Разве чувство юмора не охраняет нас в трудный час, не защищает нашу душу от отчаяния и озверения? И разве не служит нам убедительным примером персонаж стихотворения известного московского поэта Сергея Сатина, мрачный и безнадёжный пессимист-мамонт, обречённый на вымирание в противоположность весёлой и любопытной «с виду вроде обезьяне, но какой-то не такой»?

И, в конце концов, разве само появление стихов Сергея Сатина на страницах «Социума» не есть результат самого что ни на есть естественного отбора – когда из множества современных поэтов мы выбираем для Вас тех, чьи стихи, как рука друга, помогут Вам не чувствовать себя беззащитным в этом сложном и совсем не благожелательном мире!

Из жизни мамонтов

Жил на свете мамонт хмурый,
одинокий пессимист.
Видом дик
и худ фигурой,
но душою прям и чист.
Жизнь вокруг него кипела,
жизнь неслась во весь опор.
Всюду весело и смело
шёл естественный отбор.
В небесах, в степях и в море
кайф ловил и стар, и мал,
но участия в отборе
гордо он не принимал.
Днём ли, ночью ль,
по колено
стоя в утренней росе,
повторял он неизменно:
«Всё равно ведь вымрем все».
На скале, омытой ливнем,
в час закатный, смутный час:
«Все там будем» –
острым бивнемv начертал он как-то раз.
Непонятный, грозно-тихий,
он бродил вдали от стад.
Им пугали мамонтихи
непослушных мамонтят.
И глядела как-то странно
на него издалека
с виду, вроде, обезьяна,
но какай-то не така...

Отражения

Автор рисунка: Л. Бенкомо

Когда с балкона в полночь я
гляжу на Млечный Путь,
мне, откровенно говоря,
не по себе чуть-чуть.

Ведь, может статься, в этот миг
разумный кто-нибудь
стоит и смотрит ТАМ, у НИХ,
на ихний «Млечный Путь».

И мы, выходит дело, с ним
– я тут, он там, вдвоём –
глаза в глаза сейчас глядим,
не ведая о том.

Какой уж тут, к собакам, сон!
Тут точно не до сна.
Вдруг этот тип вообще – не он,
а, так сказать, она?

Хотя, конечно, он, она –
не всё ли мне равно!
Я б даже согласился на
нейтральное «оно».

...Он и она, оно и он...
он, им, его, ему...
Простая, вроде, вещь – балкон,
а мыслей дарит – тьму.

Восточная легенда

Автор рисунка: С. Видбергс

Я Индию знаю, как тело твоё,
признаюсь тебе без утайки.
Люблю её жителей, климат её,
легенды и прочие байки.
Особо потряс мою душу рассказ
факира Декана Сагаджи.

Влюбился красавец пастух как-то раз
в супругу могучего раджи.
Была словно лотос небесный она,
был юноша – вылитый Кришна.
Свидетели – звёзды одни да луна,
как в сад к ней он крался неслышно.
Под сенью баньянов сплетались тела,
распутываясь лишь под утро.
За месяц освоена ими была
практически вся «Кама-сутра».
Их чувство мужало и крепло.

Но вдруг –
случилась ужасная драма:
на ложе любви их застукал супруг
в позиции «Харивакрама».
Был неописуем супружеский гнев.
Среди апельсинов и манго
он проклял обоих,
швырнуть повелев
их в воды священного Ганга.

Сомкнулся над ними клокочущий вал,
тигр в джунглях от горя заплакал.
А раджа всё рвал и метал
и сажал
слуг верных десятками на кол.
Потом в своей спальне рыдал, как дитя,
рычал исступлённо и дико,
и челядь шепталась неделю спустя,
что при смерти грозный владыка.
Да, слухи не врали.

Бросало то в жар,
то в холод хозяина замка.
Его укусил малярийный комар,
точней, комариная самка.

И слышит он голос в предсмертном бреду
на фоне каких-то мелодий:
– Эй, раджа! Зачем ты шпионил в саду?
– Ты кто?!
– Малярийный плазмодий.

Я есть подаривший тебе твой недуг
в порядке свершения мщенья –
убитый тобою красавец пастух,
но в новом уже воплощенье.
Учти, мы и ныне с твоею женой
по-прежнему любим друг друга...

– Так, значит, комар, пообедавший мной...
– ...твоя, рогоносец, супруга!
Ты вычеркнул нас с ней из списка людей,
но снова, как видишь, мы вместе!..
И, вскрикнув, скончался жестокий злодей,
подавлен масштабами мести.
Вселилась в терзаемый засухой куст
душа пресловутого раджи.
Такой вот рассказ я услышал из уст
факира Декана Сагаджи.

***

Автор рисунка: С. Видбергс

Я жидкость налил в сосуд, и она
приняла форму сосуда.
Повторяется в каждом бокале вина
ежедневное это чудо.
Ощущаю с невольным трепетом я,
как, тихо бродя по мне,
принимает в итоге форму меня
истина, что в вине.

В небе полуночи

Автор рисунка: Л. Бенкомо

По небу полуночи рыба летела.
В субтропиках это обычное дело.
Здесь нет ничего криминального, ибо
На юге не редкость летучая рыба.
А в это же время (случайно, замечу)
Летучая мышь ей летела навстречу.
Столкнулись нос к носу
над ширью и тишью
Летучая рыба с летучею мышью.
Сказала мышь рыбе:
– Здорово, хозяйка!
Загадку мою на лету отгадай-ка:
По небу летит –
а не мышь и не рыба.
Летучая рыба сказала:
– Спасибо!
Оставьте, пожалуйста, шуточки эти;
Такого вообще не бывает на свете.
Известно, что если летаешь,
то либо
Ты с крыльями мышь,
либо с крыльями рыба.
Сказала – и дальше себе полетела,
Спеша на какое-то важное дело.
И долго звучало,
всё дальше и тише,
Что «явно поехала крыша у мыши...»

Из моих будущих мемуаров

Хоть был я чрезвычайно мал
во дни хрущёвского сверженья,
всю гнусность этого свершенья
уже тогда я понимал.
О, как же горько плакал я,
когда узнал, кто будет вместо!..
И кукурузу грыз три дня –
демонстративно, в знак протеста.

***

Я подозрением ужасным
был вдруг однажды потрясён:
что жизнь даётся только раз нам,
а дальше – смерть и вечный сон.
Но некий Голос мне на это
шепнул, вернув душе покой:
– Жизнь, милый,
в ЭТОЙ части света –
считается за десять в ТОЙ.

***

Гляжу, как мой кот умывает свой рот,
и думаю ласково: это мой кот.
Кот рот умывает – а в щёлочках век
читается мысль: это мой человек.

Желание быть древним греком

Автор рисунка: С. Видбергс

Я написать хотел бы о влюблённых.
Я б показал таких страстей накал!!!
О розах, ядах, клятвах, и балконах,
И о дуэлях я бы написал.

Всё против них. Надежд на счастье нету.
И оба покидают этот мир.
Я написал бы, но работу эту
Уже проделал ранее Шекспир.

Ещё сюжет. Жена бросает мужа.
Муж – так себе, другой ей нынче мил.
Но тот её третирует. К тому же
Встречаться с сыном муж ей запретил.

Она банкрот. На что ей жизнь такая?!
И вот она уходит в мир иной...
Вот только как писать про это, зная,
Что тут меня опередил Толстой!

А если написать мне, как в столицу
Явился юный честолюбец. Он
Готов, чтобы известности добиться,
На всё. Таких в столицах – легион.

Он энергичен, беспринципен, ярок,
В расцвете лет, способностей и сил...
Ведь это же не тема, а подарок!
Жаль только, что Бальзак её раскрыл.

Да есть ли в мире хоть одна дорога,
Чтоб не ходил никто по ней до нас!!!
Сюжетов на земле не так уж много,
И каждый был обсосан по сто раз.

Ей-богу, позавидуешь Гомеру!
Тогда не знали слова «плагиат».
Попасть бы в догомеровскую эру,
До «Одиссей» ещё, до «Илиад».

Води знай по пергаменту тростинкой,
Забившись в тень, где не страшна жара;
И что б ни написал ты – всё в новинку,
Всё в результате примут на ура!

Ещё в главе «Отражения»:

Очень весело и смело – про естественный отбор!

Эврика

Письма, письма, письма...