Нужна ещё одна революция... риторическая

Всякая культура – это прежде всего границы, о-граничение, о-пределение. Человек настолько свободен, насколько способен он мудро поставить себе границы. Воспитание – это формирование внутренних границ.

Дело не в «осознанной необходимости» (в конце-то концов это только внешняя граница, основанная на отсутствии внутренних критериев). Человек «осознаёт» необходимость подчинения вне внутреннего смысла только в том случае, если нет культурного пространства. (Культура не признаёт бессмысленного принуждения.)

Человек культурный осознаёт прежде всего необходимость свободы от физического принуждения, и поэтому недиалектическое поведение барышень, ложившихся 19 августа на мостовую перед следовавшей по Садовому кольцу колонной танков, есть высококультурный внутренний акт, полагающий границы тупому приятию – осознанию произвола. Чтобы у человека не было внешних границ, ему как раз и нужны границы внутренние.

С точки зрения науки, которую я пытаюсь представлять, все границы такого рода – духовность, вера, личность – есть производные риторически правильно организованной внутренней речи любого человека, навыка выстраивания внутреннего диалога.

Против чего мы внутренне восстали в августе прошлого года? Они защищали Конституцию, только что освящённую референдумом. Законно? Сверх! А вот мы подвели – в марте их власть поддержали, а в августе уж за другую заступились.

Почему? Мы восстали против риторики ГКЧП. Они к августу устали лицемерить. Устали врать. Конечно, 74 года врали, но то была ложь как бы святая, они в неё сами как бы верили, а многие и без «как бы». А тут надо лгать про рынок что-то там, а про «социализм» ни-ни...

Кроме того, почти всё в их руках осталось. Осталось под ложь из другой оперы всё это приватизировать. Правда, без битья кулаком по столу, без командно-административной системы речевого общения (тихо взять, «цивилизованно»). Только без... Но сердцу не прикажешь, а без этого – им и власть не всласть! Не хочу быть подпольным миллионером, хочу быть столбовою дворянкой, чтоб секретаршей мне служила сама рыбка и т. д. и т. п. Вот какой полностью риторический сюжет... Это – они.

Dixi – я сказал – восклицали некогда латиняне, вскидывая при этом, как правило, руку... Что стоит за отечественными руковзлётами?

Мы же больше подобного стиля выносить не в состоянии. У нас аллергия. Мы даже, может быть, вообще на всё согласны, лишь бы такого больше не слышать и не видеть. И эти тоже на всё согласны, лишь бы такое с утра до вечера передавать – дайте вас хоть три дня попугать, а там будь что будет! Но коль скоро тех, кто этого уже физиологически слышать не может, решительно больше, чем тех, кто ну очень любит такое передавать, то всё ровно в три дня и кончается.

Революционная ситуация: верхи оч-чень хотели, но не долго могли, а низы так просто ну ни в какую не хотели... Революция? Едва ли. Потому что соответствующую ей «революционную ситуацию» можно слишком просто разрешить: «низы» в крайнем случае выключат радио да ТВ, а «верхи»... поумнеют (это только сначала трудно и страшно). Пусть место респектабельной партии займёт фешенебельная шайка (практически с тем членским составом). Пусть слово «социализм» из энциклопедий вымарают. Пусть по телеку пачками прекрасную половину без пачек показывают! Пусть! Но мы с вами, господа, как были быдлом, так быдлом и останемся.

Это я не пугаю, я предлагаю возможный вариант для свободного выбора (риторика в США, которая цементирует американское общество – как раньше советская идеология цементировала наше – так теоретически и определяется: риторика самовыражения и выбора! Так вот, довести революцию (риторически) – не надо булыжников, палок и пуль – до конца! Начинается приватизация – не зевайте, не молчите, не дайте себя обмануть, люди добрые! Напрягитесь, действуйте словом, считайте, читайте документы, уставы, договоры и т. д., оторвитесь от фантастики и детективов, от вообще художественной литературы! Быдло с книжкой – всё равно быдло.

Почитаем ещё – это от нас не уйдёт. А вот то уйдёт. Не верьте слепо тем, кто сейчас вами управляет. Нам нужны честные профессионалы. А не добрые дяди. Обсуждайте, собирайтесь вдвоём и больше 2-х, но – почти никогда – больше 10 (пока не решите, что делать). Требуйте отчёта, пусть тот, кто ведёт дела, вывесит ксерокопии приказов, писем, постановлений, выписок из протоколов и т. д. и т. п. Не верьте на слово.

В 99% случаев вас точно обманут: соврут, недоскажут, приукрасят, упустят какой-нибудь пустячок. В приватизации нужна полная публичность (разумеется, среди тех, кого это касается), добивайтесь её. Будьте вежливы, но настойчивы, не молчите, я умоляю вас!

Давайте заговорим самостоятельно, своим голосом. Средства массовой коммуникации открыли нам механизмы большой экономики, совершили риторическую революцию в большом масштабе. Теперь мы знаем почти всё, что было.Теперь мы в общем знаем, что должно быть.Теперь из сферы познания хорошо бы перейти в сферу поступка – совершить революцию в частностях. «Спрута» не будет, если мы не отдадим ему нашу часть. Приватизационные страсти – это практически поиск новой риторики, страсти по нашей части и по нашу душу. (Никто не наградит нас за молчание.)

Риторика учит человека самого управлять собой – задача прямо противоположная идеологической пропаганде. (Пропаганда тоже риторика, но риторика устаревшая.) Не будем кривить душой: мы пока что избавились от содержания старой идеологии, но не от принципа идеологического восприятия мира в целом. Ведь идеология – идея, выраженная в слове, а идея, как известно, становится «материальной силой», когда овладевает массами.

Любая идея любыми массами! Когда одно и то же на уме у многих – это идеократия, или, как каламбурили на Западе, идиократия. Против яда массового идиотизма одна защита – правильное риторическое воспитание.

Например. Мы 70 с лишком лет верили газетам. Теперь – прогресс! – верим телевидению. (Нам внушают извне, мы внимаем пропаганде как проповеди.) Мы верим, что художественная литература – учебник жизни. Но ведь она просто материал для интеллектуальной игры, для выработки навыка внутреннего диалога.

Чтение есть первый шаг к изобретению речи, самостоятельному риторическому творчеству. А пока мы находимся в положении дикаря, который, научившись читать, читает всё подряд и приходит в восторг оттого, что буквы-таки сложились в слова. Ну а если – в рассказ, или повесть, или в целый роман, то вере нашей нет предела.

Любой Лев Толстой – нам указ святой!

Только вот элементарного документа прочитать, понять, а тем более написать (самому бы разобрать, что вышло из-под пера!) – ни-ни. Тут, видите ли, проза...

Многим вещам надо учить ещё в школе: как составить деловое письмо, заявление и проч., и проч. Такая частная риторика также необходима, как и риторика общая, риторика этического творчества. В деловом письме должно быть изобретение, но не враньё (между прочим, именно неспособность придумать нечто полезное, соответствующее реальной ситуации, имеющейся возможности, вынуждает многих к хлестаковскому вранью). Но враньё – этого почти не понимают у нас – в конечном счёте невыгодно. Кстати, элементарное риторическое правило!

Итак, мой главный тезис – нужна риторическая революция! Любая революция – это попытка сменить риторику, то есть способ речевого общения с окружающими людьми, потому что в конечном счёте речевые отношения всё определяют, всё объемлют, всё включают. Значит, должен меняться способ обучения невыдуманной жизни, риторике нашего бытия; из социума митингов, столичных баррикад августа 91-го необходимо перейти в малый социум. Малый, но определяющий жизнь социума большого, ибо только в малом круге общения каждый из нас может ответственно сказать своё слово.

Автор фото: Б. Кремар

Итак, у нас есть выбор: довести освобождающую дух революцию до логического конца, открывающего по сути риторическую бесконечность общения личностей, или сделать саму революцию бесконечно затянувшейся, в терминах Троцкого – перманентной? Кое-где на просторах вчерашней Советской империи эта перманентность освобождения общества, приводящая к окончательному порабощению личности, уже наблюдается...

От редакции:

Об августе, пожалуй, никогда не скажут, как об Октябре, – Великий. Наверное, не только потому, что Великий Август был некогда императором и богом римских граждан. Август никогда не станет понятием собственно-нарицательным потому, что слишком их много исторических августов: август 1914-го года – Первая мировая война, август 1939 – неудача англо-франко-советских переговоров и пакт Молотова – Риббентропа, август... август... и, наконец, август 1991-го.

Чем же сближаются эти концы лета разных лет? Увы, перед нами вехи несговорчивости на дороге истории, моменты значимого отсутствия слова (как выражаются лингвисты), когда вовремя не найденное (отсутствующее) слово круто поворачивало жизни миллионов людей, когда от недопонимания гибли народы и цивилизации.

Какие ещё августы нас ждут? Будет ли услышан голос человека внутри общества, то есть – устоит ли наша демократия, возникнет ли новый союз, союз свободно мыслящих и поступающих людей? Услышит ли и поймёт ли одна цивилизация язык другой цивилизации, то есть – договорятся ли народы до мирного, умного мира? Как встретятся Восток и Запад человечества? Об этом и пойдёт речь в этом номере «Социума»...

Автор рисунка: В. Тарасенко

• Журнал «Социум»
• 1992 год
• №8(20)

Ещё в главе «Жизнь - слово - дело»:

Звонок в редакцию

Нужна ещё одна революция... риторическая

Ковсерь