Народ безмолвcтвует, ибо чуток к фальши
Каковы характер и результаты августовской революции? Если попытаться ответить одной фразой, то вот она: демократическая революция ушла в песок, плоды её победы присвоила старая и новая номенклатура, а надежды народа вновь оказались обманутыми. Но это слишком общий ответ, не улавливающий многозначимости понятия «революция».
С уверенностью можно сказать: у нас состоялась лишь идеологическая революция, во всяком случае, в её разрушительной функции. У нас началась было, мелькнула в августе, как зарница, революция социально-политическая. Мелькнула и погасла. Потому что не произошла передача власти от «аппарата», от номенклатуры – народу.
Народ заслонил Белый дом и перестал быть нужен как субъект политики. (Между прочим, даже Октябрьская революция, в принципе антидемократическая, на какое-то время дала власть народу. Наша не сделала и этого.) И, наконец, несмотря на все разговоры о радикальной экономической реформе, у нас ещё фактически не началась революция экономическая.
Ну чего тут говорить, чего тут спрашивать... Автор фото: M. Kaпрар
Опыт антисоциалистических, антитоталитарных революций пока ещё теоретически не осмыслен. Ясно лишь то, что все мы (и не только Россия) находимся в некоей совершенно новой, исторически беспрецедентной ситуации, притом непредсказуемой, открытой. Я бы не согласился не только с мнением тех, кто толкует о фатальной предопределённости у нас нацистского исхода, но и с теми, кто говорит, что единственной альтернативой ему может быть лишь нынешняя российская власть, как бы плоха она ни была. Приходится-де выбирать между плохим и страшным.
Убедительно? Но чем дальше, тем больше становится видна заинтересованность правительства в том, чтобы и своё население, и Запад жили с мыслью, что Ельцину приходится колоссальным напряжением сил сдерживать угрозу справа. Как Горбачёв был заинтересован в Лигачёве, Полозкове, создавших ему благоприятный фон, так и Ельцин сейчас заинтересован в Бабурине, Проханове, Жириновском. Недаром эти мало кому интересные политики буквально заполонили экраны нашего вполне официального телевидения (усилиями которого прежде всего о них и узнаёт большинство наших соотечественников).
Вместе с тем сама внутренняя политика руководства России обнаруживает устойчивую тенденцию к «поправению», в силу чего грань между «плохим» и «страшным» становится условной.
«Страшное» растёт из «плохого», развивается в нём, как бацилла в бульоне.
А здесь – тем более! Автор фото: Г. Пинхасов
Третьего не дано, или не дают?
В самом деле, почему так осмелели все эти исаковы и бабурины, которые после Августа вжали головы в плечи? Мне скажут: ну что же вы хотите? Правительство решилось на «непопулярные меры», в таких условиях, естественно, растёт недовольство населения, которым пользуются политические спекулянты. Но только ли в этом дело? Возможны были бы бесчинства анпиловцев, если бы они не были уверены заранее в своей безнаказанности?
Дальше. Посмел бы кто-нибудь публично требовать свержения правительства, о котором известно, что оно ничего не скрывает от своего народа, никогда не лжёт, не пользуется никакими привилегиями, что тяготы и лишения, вытекающие из «непопулярных мер», наши министры и депутаты в равной мере делят со всеми?
Сумели бы вожди «красно-коричневых» собрать под свои лозунги более горстки людей, если бы власть на деле открыла путь действительно широкой народной, а не начальственной, то есть самой себе в карман, приватизации?
Думается, ответ на все эти вопросы однозначен. Следовательно, предлагаемый нам выбор между плохим и страшным – это мнимый выбор. Столь же мнимый, как выбор между «президентской» и «парламентской» республикой, если и в том и в другом случае она остаётся номенклатурной. Вот почему такой фальшью разит от всех этих «собраний российских граждан», «союзов в поддержку реформы» и тому подобного, где за одним столом с «демократическими» карьеристами и прохиндеями я с огорчением вижу вполне порядочных людей. И не потому ли всё меньше людей приходит на проправительственные «контрмитинги» «Демроссии»? Не потому ли они проходят так вяло, несмотря на призывы: «Поскандируем: Ельцин! Ельцин!..» Народ безмолвствует, ибо чуток к фальши и отвечает поддержкой лишь на подлинное уважение и доверие к себе.
Теперь – к распространённому сегодня тезису «Третьего не дано». Если понимать его так, что этого «третьего» в настоящее время не существует в виде серьёзной политической силы, противостоящей как комфашистскому блоку, так и сползающему вправо российскому руководству, то это горькая правда.
«Не дано» – и в смысле, что «не дают». Постоянно потворствуя правым, власть бдительно следит за тем, чтобы не дать слова своим критикам слева и, главное, не позволить им сорганизоваться. Иначе они нарушат всю её идеологическую игру. Отсюда и наглость комфашистов, и та прогрессирующая глухота на левое ухо, которой раньше страдал Горбачёв, а теперь в равной мере Ельцин.
Не знаю, что это... Ответьте,
Взглянувши в глубь и в ширь – окрест,
Но вот уже тысячелетье
Несёт Россиюшка свой крест.
Несёт, сбивая душу, ноги,
Кровавые в глазах круги,
И слышится одно в итоге:
«О, Боже правый, помоги!»
Алексей МАРКОВ
Какова может быть сегодня программа демократической оппозиции?
На первое место я бы выдвинул вопрос не о программе, а о нравственных принципах – они важнее. В массе своей наш современный политик – лицо нравственно невыразительное и неопределённое, о котором, перефразируя гоголевскую характеристику Чичикова, можно сказать: не холоден, не горяч, не слишком честен, но и не бесчестен совсем, не принципиален, но и не беспринципен вполне.
К созиданию новой России он (как и большинство из нас) приступил, не создав предварительно самого себя. Светлый пример Андрея Дмитриевича Сахарова хоть и не прошёл для него бесследно, но, видно, не смог восполнить слабость собственного этического самосознания. В целом первое поколение политиков посткоммунистической эпохи оказалось не на высоте своего исторического предназначения.
Говорят, политика – грязное дело. Это верно, но лишь применительно к грязной политике. Поистине же демократическая политика не может быть безразличной к нравственности. В вопросе же о программе демократических сил нужно прежде всего различать программу конкретных действий, направленных на достижение цели, и саму программу-цель.
Цель в общем виде давно определена: частная собственность и демократия. Здесь проблемы, в сущности, нет, как нет и предмета спора с официальной политикой. Вопрос – в темпах и средствах преобразования тоталитарного общества в демократическое. В том, кем и в чьих интересах, за чей счёт оно совершается.
Вот тут-то ответы даются совершенно разные и возникает почва для демократической оппозиции реальному курсу российских властей. Есть три ключевых пункта, в которых позиция демократических сил, по-видимому, достаточно определилась.
Мы за формирование гражданского общества и против политического строя, при котором личность подавляется бюрократической машиной, а народ отстраняется не только от решения, но и от обсуждения всех сколь-нибудь важных вопросов своей жизни.
Мы за действительно радикальную экономическую реформу, понимаемую как коренное изменение отношений собственности, а тем самым и всей системы общественных отношений. Мы за формирование широкого класса трудящихся-собственников, а потому мы против политики, которая в одночасье делает высокопоставленных мошенников миллионерами, а честных рядовых тружеников превращает в нищих. Чтобы приватизация проводилась в интересах народа, проводить её должен он сам – в лице трудовых коллективов и общественных комитетов реформы, созданных для этой цели и наделённых широкими полномочиями, – а не министры и директора.
Рассматривая свободный рынок как необходимый инструмент нормальной экономической жизни, мы, однако, отказываемся видеть в нём некий фетиш, который в вульгарном осознании оказывается превыше человеческого достоинства, чести, ума, таланта, культуры – и на который так легко списывается сегодня безразличие властей к катастрофически быстрой растрате интеллектуальных и природных сил страны. Мы хотим служить вхождению своей страны не просто в «рынок», но в современную мировую цивилизацию. Поэтому для нас неприемлема экономическая программа правительства, предполагающая, что ради её успеха можно перешагнуть через целое поколение.
Мы считаем принципиально важным, чтобы к республикам бывшего СССР Россия научилась относиться с той же корректностью, как к Англии или ФРГ, но в то же время не отстранялась бы от них, принимала близко к сердцу их проблемы, а их граждан, независимо от национальности, даже мысленно не делила бы на «своих» и «чужих». Только при этом условии можно надеяться, что «русский вопрос» не будет возникать то тут, то там, а возникнув, получит спокойное, цивилизованное разрешение. Поэтому мы отвергаем идеологию и политику нового великодержавия, которая, как эпидемия, распространяется ныне в российских верхах.
Если в России в самом близком будущем не сформируется сильная и влиятельная демократическая оппозиция, способная существенным образом повлиять на направление и характер общественного развития, то можно не сомневаться в том, что оно потечёт по самому худшему из своих вариантов, наиболее катастрофическому, разрушительному и кровавому.
Автор рисунка: И. Шинкарь
Юрий Буртин. Из газеты «Россия»
Ещё в главе «Наука - политика - практика»:
Народ безмолвcтвует, ибо чуток к фальши