На обломках Римской Российской империи
Изрядное впечатление производит шкала прогнозов относительно будущего России – от лучезарно-мессианских до заполошно-апокалиптических. Причём в подтверждение обеих крайностей сплошь и рядом приводятся одни и те же факты нашей двусмысленной действительности. В то же время налицо, с одной стороны, ностальгия по утраченным традициям духовности и культуры, а с другой – настойчивая и поспешная реанимация их внешних форм в подчас довольно-таки бутафорском обличии.
Тут вам и лихие казаки, бряцающие чужими орденами, и новоиспечённые апологеты православия, ещё не истоптавшие сапог из обкомовских распределителей, и дворянские собрания, которые множатся, как грибы, и всяк тянет одеяло на себя; а то ещё недавно появился союз потомков купечества, заявивших: дорогие предки, дескать, никогда не думали о собственной выгоде. Ну надо же!
И вечный Рим!.. Покой нам только снится. Автор фото: Г. Козлов. Использован рисунок Кукрыниксов
А между тем противоположность прогнозов, может быть, иллюзорна. Допустим, великое будущее, которое прочат России, связано не со школярским повторением пройденного, а с какими-то структурными изменениями, предполагающими, увы, утрату многих ещё актуальных сегодня ценностей. При таком условии полюса смыкаются.
Несколько лет назад известный публицист Александр Архангельский предположил, что мы присутствуем при закате России, русского народа и русской культуры – в том смысле, в каком их понимали и принимали до сих пор. Всего этого просто больше не будет. Придёт нечто, связанное с этими корнями, но всё же новое, самобытное, подобно тому, как греки пришли на смену эллинам, а итальянцы – римлянам. И дело вовсе не в том, что что-то одно тут лучше, а что-то хуже. Просто Греция и Италия не являются Элладой и Римом, а греки и итальянцы – эллинами и римлянами. Это – другое.
Надо признать, такой взгляд вполне выдерживает проверку путём углубления исторических аналогий. Происходящее вокруг поразительно напоминает обстоятельства распада Римской империи. Перелистаем его главные страницы. Первое, что приходит на ум, – нашествие варваров. В нашем случае процесс этот оказался сложным, раскладывающимся на несколько составляющих.
Изначально, лет 60-70 назад, граница между варварством и цивилизацией была исключительно социальной, внутриэтнической. Внутренний варвар уничтожал державу, как мог: от развала традиционной государственности и экономики до взрывов древних соборов. Медленно, но верно теснил он цивилизацию, которая наконец отступила-таки на последние рубежи – миграционные процессы последних лет немало этому способствовали.
В результате повального бегства на Запад интеллектуальной элиты, золотого фонда нации, Россию захлестнула волна неквалифицированности и некомпетентности, чтобы не сказать – малограмотности. То, что сегодня осталось от тысячелетней культуры, будем откровенны, более способно на театральные эффекты, нежели на реальный контроль над ситуацией.
Впрочем, сейчас наблюдаются и такие явления, которые вполне можно интерпретировать как нашествие варваров «классического» образца. Волей-неволей приходит на ум то, что творится сегодня на южных и дальневосточных границах. Поток более или менее легальных иммигрантов, напирающих с этих направлений, вписывается в картину нашествия варваров довольно органично.
Кстати, следует учитывать, что те римские, варвары, строго говоря, не завоёвывали империю. Они себе тихо-мирно мигрировали сначала к её границам, затем просачивались через эти границы, и всё это время с ними поддерживались политические отношения, заключались догово́ры, их всячески пытались приручать и т. д. Набеги на Рим, разорение других городов – всё это началось сравнительно поздно, весь же процесс развивался не менее двухсот лет. Так что и в нашем случае есть основания задуматься над возможностями дальнейшего развития событий.
Пойдём дальше. Мода на восточные культы. Разрушение территориальной целостности огромной Римской державы. Юридически – 395 год, фактически – раньше. Комментарии, как говорится, излишни. Дальнейшие процессы касаются уже только западной части империи – бывшей метрополии. Деградация образования – постепенно, от провинции к центру и от высшей школы (школы риторов) к средней, но в конечном итоге – к VI веку – до нуля.
Полная невостребованность интеллекта и бегство образованных людей – в бывшие восточные провинции, на север Африки. Вырождение общенационального языка – тоже постепенно: сначала он утрачивает качество, красоту, литературность, а потом и вовсе разваливается. Разрушение коммуникаций и экономических связей. Дезорганизация товарно-денежного обращения. Массовый исход горожан на землю: без обрабатывания собственного огорода было трудно прокормиться. Это я всё о Римской империи, о Римской, а вы думали...
Бегство интеллектуалов, наверное, самый характерный момент, хотя в случае с Римом не самый очевидный. Но как раз этому-то много и других примеров. Гибель Византии в Средние века, увядание Эллады в IV веке до Р.Х., разрушение ахейских царств ещё почти на тысячу лет раньше – всё это сопровождалось массовой эмиграцией самых умных, самых умелых, самых энергичных, самых образованных.
И каждый раз – в Элладе ли, в Риме, в Византии или в России (в последнем случае я имею в виду конец XIX – начало XX века) этому предшествовал неслыханный взлёт духовности, предельная утончённость и изысканность искусства. С потоком же эмиграции всё это растекается во внешний мир и рассеивается.
Такая эманация культуры гибнущей державы закономерна. Как полностью вызревший плод раскрывается, разбрасывает семена с тем, чтобы они проросли неизвестно где и как, а сам умирает, так бросает свои семена и уходящая в прошлое цивилизация. «Истинно, истинно говорю вам: если пшеничное зерно, пав в землю, не умрет, то останется одно; а если умрет, то принесет много плода» (Ин. 12:24). Поэтому и не было бы Рима и Византии без Эллады, средневековой Европы – без Рима, России – без Византии, а сегодняшнего Запада (да и завтрашнего тоже) – без той инъекции русской духовности, которую он получил в XX веке.
Птица-тройка понесла...
Возникает закономерный вопрос: когда именно начался этот процесс? У нас, в России, разумеется. На такие вопросы отвечать всего труднее, зато можно совершенно точно сказать, когда он не начинался, – в 1991 году. И в 1985 – тоже. Уже приелись сравнения нынешней ситуации с состоянием России накануне Первой мировой войны и 1917 года. Но всё это – сравнения в плане противопоставления или сопоставления моментов, которые мыслятся как различные, как бы разделённые пропастью. А что если они суть этапы одного процесса, вполне логично развивающегося? Причём далеко не конечный и не начальный его этапы.
Упомянутый Александр Архангельский привёл характерный пример – превращение Сарова в Арзамас-16 и устройство ядерного реактора в непосредственной близости от священного источника преподобного Серафима. И из этого факта был сделан совершенно однозначный вывод: свято место оказалось пусто, от России отвернулись её небесные покровители. Но это-то было сделано в коммунистическое время. А вот дела совсем свежие. Восстановили Марфо-Мариинскую обитель в Москве. Святое дело.
Поставили там памятник Великой княгине Елизавете Фёдоровне. Тоже святое дело. Место для него выбрали из самых что ни на есть эстетических соображений – и это вроде бы неплохо. Но вот при установлении памятника зацементировали источник целебной воды – священный, между прочим, источник; вокруг него когда-то монастырь и создавался. Кстати, источник этот всё советское время пережил: монастырь был закрыт, а к ключу люди ходили, брали воду, лечились, и святыня жила. А теперь вот поди ж ты... Перестроились. Перестарались.
Зимой 1988–1989 года проходила учредительная конференция общества «Культурное возрождение». В президиуме сидели люди именитые. И было тогда очень модно спорить о том, откуда всё зло пошло. С 37-го ли года? Или с 29-го? Или даже с 17-го? И только ли Сталин виноват, или Бухарин и Каганович тоже хороши, не говоря уже о Ленине? И вдруг на трибуну поднялся покойный ныне историк-медиевист Владимир Борисович Кобрин, Царство ему Небесное. Суть его выступления заключалась в том, что не виноватых надо искать, а пути выхода, но, кроме того, он высказал и такую мысль, что, мол, говорить о 17-м и 37-м годах нужно в контексте, когда всё началось в XVI веке, – с времён Ивана Грозного. И если уж восстанавливать историческую справедливость, то чем в этом смысле жертвы новгородского погрома хуже жертв сталинских репрессий?
Можно, конечно, спорить о датах, но временно́й масштаб был указан точно. Рим разрушался 300 лет, да потом ещё столько же длились «тёмные века». У нас же если не с Ивана, то с Петра уж точно пошли трещины, а с середины прошлого века процесс распада империи начал интенсивно набирать обороты. Процесс старения цивилизации. На Руси она просуществовала 1000 лет – это срок, и срок почтенный.
Наше время не может ни повторить, ни отменить события 1917 и прочих годов, ибо оно логически их продолжает. Ход их можно сделать более или менее болезненным, но не остановить естественного развития живого организма, каковым является великая цивилизация. Развитие же это с необходимостью включает в себя и стадию увядания.
Кстати, это понимали уже люди серебряного века. Брюсов приветствовал грядущих гуннов, Вячеслав Иванов призывал попрятаться от варваров в катакомбы, а Елизавета Юрьевна Кузьмина-Караваева, будущая мать Мария, называя их «последними римлянами», писала: «Отлетела уже душа от старой эры. Гроб был пова́пленный (1)».
Даже хрестоматийное стихотворение Блока «Скифы» звучит пророчески. Кого, собственно, называл поэт скифами и азиатами «с раскосыми и жадными очами» – Пушкина, Толстого, Достоевского? Или своего тестя Менделеева? Или кумира юности Владимира Соловьёва? Или своих утончённых современников? Да нет, этот образ нацелен в будущее, и за ним явственно проступают черты поколений, тогда ещё не народившихся.
Сейчас, по-видимому, разрушение уже завершилось или близко к завершению. Попытки реанимировать дореволюционное состояние, отмотать плёнку истории назад, в 1913 год, и начать всё сначала, сегодня так же бессмысленны, как и мечты о реставрации допетровского прошлого в XIX веке. Великое же будущее России должно выкристаллизироваться из того брожения, которое наблюдается сейчас; на обломках оборвавшихся традиций и девальвированных ценностей должна развиться новая духовная реальность.
Развивая аналогию с падением Рима, можно сказать, что мы находимся в начале «тёмного» периода. Триста лет он, судя по всему, не продлится: темп истории убыстряется, да и возможности сохранения и передачи информации совсем другие. Однако на век ныне живущих этого брожения хватит по горлышко.
Размышляя таким образом, замечаешь, что апокалипсис России и её мессианское предназначение не расходятся, подобно двум полюсам прогнозов, а, напротив, смыкаются в единый исторический узел, как конец одной великой культуры и начало другой. Как связка двух цивилизаций – уходящей и грядущей. Прошлое – в прошлом. Но какое-то очень значительное, пока ещё непредставимое будущее немыслимо без него как без духовной основы; подобно тому как западноевропейское Средневековье было немыслимо без наследия Рима, без тех людей, которые часто по одиночке, разбросанные по бывшим землям империи, в лучшем случае забытые, а в худшем – преследуемые, это наследие переписывали, передавали из уст в уста – сохраняли. Таково же положение и нынешней нашей интеллигенции.
«Но знаем, что в оценке поздней оправдан будет каждый час...» Насколько позднюю оценку имела в виду Анна Ахматова? Наверное, не через десять и не через двадцать лет она её ждала. Эти слова и к последующим поколениям можно отнести. Если, конечно, от этого легче.
Лариса Левина
***
1 – Пова́пленный – раскрашенный снаружи.
Ещё в главе «Времена - народы - мир»:
На обломках Римской Российской империи
Николай Данилевский о российской цивилизации. Приглашение к знакомству
История – пророчество, обращённое назад. Кающаяся, вопрошающая, сомневающаяся Россия
Россия в прогнозах Павла Милюкова
Россия в 2010 году глазами американских провидцев. С комментариями Леонида Ермилова