Крест народного кормильца

В фольклоре советского периода истории (больше деревенского, чем городского) всегда, а в драматические времена особенно, был в ходу весьма примечательный вопрос-присловье: «Как быть человеку с душой-совестью? Глазами вниз или совсем уж вверх?»

Что же нужно пережить и переживать людям, чтоб вот так вот не хотелось смотреть на мир Божий, а тем более – торопиться в «последнюю постель»: «глазами совсем уж вверх»?! Слов нет, во все прежние времена крестьянину ох как нелегко бывало – неурядицами, смутами, недородами и крепостной кабалой помещика отмечены века деревенского жития. Однако устоял мужик, не выродился и страну кормил.

Сегодня же, подводя итоги советской аграрной политики, мы многоустно констатируем: «раскрестьянивание крестьянства»... И при этом не обязательно берём в толк, что это равно расчеловечиванию человека, эрозии народной жизни вообще. Процесс трудно остановить. Затеять ему обратный ход – проблема проблем.

КРЕСТЬЯНИН – НЕ БУРЖУА

Известно, не боги горшки обжигают. Расхожие квалификации, которые применяются как аксиомы, тоже даны нам не свыше. Их, как горшки, лепили в разное время разные люди – каждый на свой вкус, в соответствии с собственным видением вещей, теоретической заданностью или корыстной практической надобностью. Оттого-то, наверное, даже и в самых строгих научных классификациях столько причудливых определений, курьёзов и просто нелепостей.

Ну и ладно бы, если это просто игра ума, невинная забава интеллекта. Случается, однако, что курьёзные квалификации, освящённые авторитетом науки, начинают кровоточить, став основанием для приговора к смерти лютой, смерти миллионов ни в чём не повинных людей. Живой и до сих пор саднящий души пример такой квалификации – определение крестьянина как мелкого буржуа.

И откуда вдруг взялась такая идея – назвать крестьянина горожанином? Ведь французское слово «буржуа», немецкое «бюргер» буквально – горожанин, от слова «бург» – город.

Согласно основоположениям классической политической экономии крестьянству предрекалось быстрое и окончательное исчезновение: некоторые из них неизбежно должны были превратиться в крупных сельских капиталистов, все остальные – в наёмных подёнщиков, батраков. Этот процесс представлялся логически неизбежным, ибо с точки зрения исходных понятий науки того времени (XVIII–XIX вв.) традиционный крестьянин, столетиями кормивший мир, в условиях нового способа производства стал воплощённым противоречием.

«В качестве владельца средств производства он является капиталистом, в качестве работника своим собственным наёмным рабочим. Таким образом, как капиталист он уплачивает самому себе заработную плату и извлекает свою прибыль из своего капитала, то есть эксплуатирует самого себя как наёмного рабочего и в виде прибавочной стоимости платит себе самому ту дань, которую труд вынужден отдавать капиталу. Быть может, он в качестве земельного собственника уплачивает себе ещё и некоторую третью часть (ренту)...» (1)

Так писал о крестьянине Маркс, почти дословно воспроизводя логические раскладки своих, начиная с Адама Смита, предшественников. Крестьянин никак не укладывался в сетку политэкономических категорий: с одной стороны он труженик, а с другой – собственник; сам себя нанимает, сам себе платит, сам себя зверски эксплуатирует.

Значит, он всё-таки капиталист, если кого-то эксплуатирует, будучи собственником, мелкий буржуй! Хотя какая же это эксплуатация, если он «сам себя»? Нелогичная фигура у крестьянина, раздражающая!

Не всегда в разоре была деревня... Сельская плотницкая артель начала века: молодцы – любо взглянуть! Не переводились в стране знавшие себе цену умельцы

Избу срубят – и снаружи ладно, и внутри хорошо

Широкое применение в сельском хозяйстве индустриальных методов организации труда, то есть создание крупных аграрных фабрик – вот в чём суть преобразования земледелия, как его мыслили классики политической экономии. Крестьянин должен был преобразоваться в просто рабочего.

В Англии в середине XIX столетия всё это стало казаться делом ближайшего будущего. Но почему-то организация крупной аграрной индустрии не приносила успеха предпринимателям, и Маркс вынужден был констатировать: «В странах с преобладанием парцеллярной собственности (крестьянский надел) цена на хлеб стоит ниже, чем в странах с капиталистическим способом производства»*. Маркс пытался понять, в чём дело. В чём причина неспособности крупных аграрных фабрик конкурировать с мелким крестьянским хозяйством?

Согласно изысканиям политической экономии цена сельскохозяйственной продукции должна включать в себя заработную плату рабочего, и среднюю норму прибыли капиталиста, и ренту землевладельца. Но крестьянин, будучи и рабочим, и буржуа, и земельным собственником в одном лице, почему-то в ущерб себе, как правило, продаёт свой товар дешевле «нормальной» стоимости – отказывается и от прибыли, и от ренты, подрывая тем самым науку и сбивая цены на рынке.

«Абсолютной границей (доходов – ред.) для него как для мелкого капиталиста является лишь заработная плата, которую он, за вычетом собственных издержек, уплачивает сам себе. Пока цена продукта покрывает заработную плату для него, он будет возделывать свою землю, часто вплоть до тех пор, когда покрывается лишь физический минимум заработной платы» (2).

Крестьянство – это прежде всего особое состояние духа крестьянина, а уж потом его звание, дело, землепашество

Ненормальный какой-то капиталист получается, из крестьянина не желает включать он в стоимость своего товара собственный свой прибавочный труд. «Часть прибавочного труда крестьян, работающих при самых неблагоприятных условиях, предоставляется обществу даром и не принимает участия в регулировании цен производства или в образовании стоимости вообще» (3).

Поэтому там, где сохраняется самостоятельное крестьянство, крупнокапиталистическое аграрное предприятие, основанное на наёмном труде, оказывается заведомо неконкурентоспособным, несмотря на всю свою техническую оснащённость, слишком низкие общие цены на рынке. Таким образом, сам себя крестьянин эксплуатирует гораздо более зверски, чем если за эту же самую плату его начинает эксплуатировать кто-то другой...

Значит ли это, что в сельском хозяйстве мелкобуржуазное производство эффективнее крупнокапиталистического? Или все эти вопросы от лукавого? Не проще ли, наконец, признать, что крестьянин вовсе никакой не буржуа. И не наёмный работник. Смысл его жизнедеятельности принципиально не поддаётся описанию в терминах политической экономии капитализма. Политэкономии социализма (была до недавнего времени такая «наука») – тем более.

Как перечесть, сколькими утраченными ныне ремёслами владела деревня? Здесь и плотницкое, и столярное, и гончарное, и печное мастерство. Да и мукомольное дело не из города пришло. На селе и пряли, и ткали, и утварь домашню создавали. Всё поштучно, с душой, а значит, красно

КТО ЖЕ ОН – КРЕСТЬЯНИН?

Встарь на Руси крестьяне носили разные житейские названия – люди, сироты, чёрные люди, огнищане и т.д. Но все они были кресы, вскресы, то есть люди, способные к воскресению, к оживанию в мирском значении этого слова. Крестьянство – это прежде всего особое состояние духа крестьянина, а уж потом его звание, дело, землепашество.

Крестьянствование – это прежде всего духовное делание, а уж потом земледелие, хлеборобство, животноводство. Потому крестьянствовать значило то же самое, что и крестовать – вступать в крестовое братство и тем оживать в миру. Быть крестьянином всё равно что быть крестоносцем: носить не только нательный крест, но и крест мирских бедствий.

Крестьянин – это тот, кто не только постоянно нёс крест бремени народного кормильца, но и сохранял нравственно-духовное здоровье общества, оберегал святость памяти народной.

Крестьянин тот, кто действительно знал, умел, трудил, преображал, прибавлял! В житии крестьянина всегда лежало, как самое изначальное, святительство земли своей, которая и откликалась на это неисчислимыми дарами.

Отсюда происходил крестьянин как умелец, знаток, художник, труженик. Земля была для него не столько мастерской, сколько Святилищем – Храмом! Вне такого Святилища не было и не будет крестьянина!

Крестьянин не помышлял жить на земле, не освящая её постоянной молитвой. Он не начинал сев хлебов без освящения. Он не выгонял скот на пастбище, не строил дом, не клал в нём печи, не сооружал сарая, колодца, овина, гумна, мельницы, моста без их освящения. Он не допускал и рождения новой жизни растений и животных, опекаемых и поддерживаемых им, без традиционного святого действа.

Многие крестьянские устои происходили не столько сами из себя, сколько из другого устоя хозяйственно-экологического. Каждый сельский двор был поистине организмом, состоящим из человеческой семьи, домашних животных, растений, в целом земли-кормилицы.

И чем слаженнее был этот организм, опирающийся на вековое крестьянское знание многих поколений, их хозяйственный и экологический опыт, чем талантливее он был устроен, тем более продуктивно действовал, тем больше был прибыток в хозяйстве. Великое крестьянское умение – радение проистекало от столь же великого крестьянского знания – мудрожития.

Там, где в сегодняшних колхозах и совхозах располагаются правленческие центральные усадьбы, бывало, ставили храмы

Крестьяне берегли свой язык, не засоряя его пустословием, речевой суетностью. Что ни семья, что ни село, то речь особая, меткая, точная, краткая, умная. Для тех крестьян, что владели тем языком, нынешний просто тарабарщина, почти что набор звуков, не могущих отразить тонкую мысль, надругательство над общением между разумными людьми. «Каков язык, таковы и души» – помнили все!

То, что теперь нередко любого работника, причастного к сельскому хозяйству, называют именем крестьянина, явное недоразумение.

В наши дни истовая крестьянская душа догорает только в тех, кто, оставаясь в своём заброшенном селении, даже приближаясь к смерти, не оставляет своих родных пепелищ, земли, политой потом и кровью многих поколений. Не оставляет могил своих родичей. И кто знает, сколько таких последних крестьян лежат на остывших печах непохороненными годами в так называемых (аграрным начальством) неперспективных, а стало быть, брошенных деревнях!

В главных чертах крестьянствование и теперь выступает как нерасторжимая совокупность неравных, но равноценных процессов, а именно: духовных как проявление всеединого приятия мира; нравственных как проявление любви, долга и дисциплины; художественных как проявление красоты; познавательных как стремление к изучению тех законов, которые правят вещами и их судьбою; телесно-мускульных как творение вещей и одушевление их бытия; общественных и правовых как обеспечение организации совместной жизни и требование верного распределения правовых полномочий и обязанностей.

Все эти никем и ничем не расторжимые процессы и составляют первооснову крестьянствования. Внутренняя сущность его выражения – личность крестьянина, его семьи, сообщества семей – род.

Все они – крестьянин, семья, род – соборные личности. Лежащие в основе крестьянства и крестьянствования, они и есть те фундаментальные, глубинные ячейки, где прядутся нити, проходящие сквозь души людей и связующие их в соборность. Именно в них возникают первичные неразрывные узлы духовного национального единения, национальной памяти, общей судьбы.

Согласье с природой, выведанные у неё секреты красоты выплёскивались красотой обустройства жизни

Как только хотя бы один из устоев крестьянского строя или хотя бы одна его подпора разрушаются, выводятся из жизни, так начинается тот процесс, который правильно называют раскрестьяниванием. Наша страна давно переживает именно такой кризис!

Но полный крах крестьянского строя наступает тогда, когда совершается покушение на святая святых – прежде всего на жизнь его глубинного духовного ядра – личность крестьянина и его семью. «Когда наступает равнодушие к жизни, жить не хочется» – говорят в народе.

Духовное понимание человека-крестьянина предполагает видение в нём самостоятельного носителя веры, любви и совести. Крестьянин – творческий центр, и как таковой нуждается в свободе и заслуживает её. Он – самостоятельный субъект права и правосознания, он живая основа Отечества, нации и государства, источник самой культуры, нравственности, политики, труда и хозяйства. Вот почему безумно гасить этот творческий очаг на земле.

БЫТЬ ЛИ КРЕСТЬЯНИНУ КРЕСТЬЯНИНОМ?

Давно известна простая истина о том, что государство существует до тех пор, пока личность заботится о справедливом использовании своего имущества. После передачи дела наследнику, тот должен воспринимать, оберегать и производительно использовать наследие предков.

Непрерывность имущественного владения, связь наследователя с наследником основаны на той идее, что жизнь и деятельность нового поколения есть естественное продолжение жизни и деятельности поколения отошедшего, что отцы продолжают жить в детях. На том и устанавливается имущественное приемство...

Если закон имущественного приемства или его наследования не соблюдается в государстве, то оно и его народ оказываются в пропасти разложения, аморальности, нищеты, голода, бедности и даже смерти. И именно такую трагедию пережил наш народ и ещё переживает!

Важнейшая из причин её заключалась в навязанной стране и реализованной в ней идее о том, что крестьянин не может, мол, быть существом духовным, а только материальной величиной, не творческим центром, а рабоче-мускульным, не самостоятельным субъектом прав, а зависимым объектом, подлежащим властным распоряжениям райкома, обкома, крайкома, агропрома и другим.

Такой человек уже не есть крестьянин! Ему нужна не вера, а нравоучительные накачки, не творческая инициатива, а понукание и палка, не любовь, а классовая вражда, не совесть, а классовое самосознание. И результаты появления такого человека – подневольного, злого и пошлого раба – очевидны: порушенные советские деревни, заколоченные избы, разор и запустение. А островки «крепких» колхозов в море аграрного неблагополучия мало что решают.

Автор рисунка: В. Фёдоров

Легко деревня не жила никогда. Тракторизация сельского труда агробума не вызвала. Несвобода земледельца сводила на нет миллиарды из города

Автор фото: С. Новиков

Огромное количество энергии, которое затрачивается для того, чтобы осуществлять хозяйственное и культурное всепредвидение, всеучёт, всеруководство, что это такое? Разве не попытка заварить (продолжать заваривать) в котле всенародной муки искусственного человека и столь же искусственную и ненужную жизнь для того, чтобы руководить всеми поступками и делами личности?

Такая попытка противоестественна. Ведь такого не было даже в условиях помещичьего крепостничества, когда орган крестьянского самоуправления, община, отчасти выполняла функции принуждения через так называемую круговую поруку.

Даже и в этих условиях аграрный труд был эффективным лишь постольку, поскольку бесправный земледелец всё же сохранял хозяйственную самостоятельность на закреплённой за ним земле. У него отнимали бóльшую часть готовой продукции или, что хуже, даже часть его рабочего времени (барщина).

Так было, но при этом ни общий план работы, ни тем более конкретная последовательность операций (многообразный и не поддающийся точной фиксации смысл его повседневной деятельности на своём наделе) не задавались извне. Будучи подневольным во многих отношениях, в своей крестьянской работе, он всё же сам решал, что, где, когда и как делать. Он, а не партийные и иные функционеры.

Человеку от века дано право вкладывать свою жизнь в жизнь земли, в жизнь непосредственно окружающего мира как его живого дополнения, что и должно ограждаться законом, правопорядком и государственностью. Не понимать этого, препятствовать этому – значит продолжать приравнивать людей к каторжникам или хозяйственным кастратам.

Бесспорно, не может быть и не было у нас, как и в любой другой стране, земледельцев одинаковых, умельцев один к одному. Но много ли значилось в нерадивых «по убеждению»? Уживались ли они с работящими, коих всегда было большинство? Разве можно относиться ко всему крестьянству как к никудышникам?!

Можно! Потому что, оказывается, вполне допустимо называть гибель многих миллионов советских крестьян от голода, бездомья, зверств гулажных начальников и охранников (всё это ради стерилизации социалистического общества, очищения его от каких бы то ни было элементов буржуазности) чудовищным бюрократическим эвфемизмом «ошибки».

Таково наименование беспрецедентной трагедии крестьянства последовательными марксистами, сегодняшними пропагандистами монополии колхозной формы собственности в деревнях (пока что несть им числа). Будучи «бóльшими марксистами», чем Маркс, они и не подозревают о том, что тот сумел во многом пересмотреть свои взгяды на крестьянство и деревню. Экая незадача!

Маркс действительно доказывал, что глубокие аграрные преобразования – необходимое условие индустриализации общества. Однако он при этом всё-таки утверждал, будто аграрные перемены везде нужно осуществлять по одному классическому рецепту. Маркс исходил из того, что разные типы аграрных преобразований предопределяют и разные формы – саму направленность промышленной модернизации. Маркс всё-таки ставил проблему поиска новых путей. Он всё-таки склонен был подвергать сомнению даже и собственный догматизм.

Трудиться на земле без догляда ему не довелось... Может, ей доведётся?

Говоря об особенностях аграрно-промышленной модернизации в различных регионах, он писал: «События, поразительно аналогичные, но происходящие в различной исторической обстановке, привели к совершенно разным результатам. Изучая каждую из этих эволюций в отдельности и затем сопоставляя их, легко найти ключ к пониманию этого явления; но никогда нельзя достичь этого понимания, пользуясь универсальной отмычкой в виде какой-нибудь общей историко- философской теории, наивысшая добродетель которой состоит в её надисторичности». (4)

С помощью универсальных отмычек, созданных из набора цитат классиков, вырванных из контекста их меняющегося живого конкретно-исторического мышления, большевистские «радетели» счастья народного много костей наломали в стране.

Глядя на всё, что сейчас с нами происходит, нетрудно прийти к выводу: в нас сидит глубоко запрятанная «запретительская» болезнь. Применительно к сельскому хозяйству она выражается в нежелании отдавать крестьянину землю на правах собственности. Это жуткий социальный и нравственный синдром, который страшнее аналогичного синдрома времён крепостного права. Советское государственное крепостничество так жестоко поразило нас, как никогда не бывало в истории. И пока мы не излечимся от этого недуга, не выздороветь нам духовно, нравственно и хозяйственно.

Огромный опыт земледельческой страны говорит о том, что земля, арендованная у государства с правом наследования, даст высокие результаты сельского хозяйства; арендованная земля у того же государства на долгосрочной основе – неполные его результаты; арендованная земля у колхозов и совхозов – ещё меньшие его результаты; отчуждённое владение землёй на коллективных общегосударственных началах имеет гибельные последствия для сельского хозяйства.

Юрий Бородай, Фатей Шипунов
По авторским публикациям в журнале
«Наш современник»

***

1 – Маркс К., Энгельс Ф. Соч. 2-е изд., т. 48, с. 57

2 – Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 25., ч. 2, с. 370

3 – Там же, с. 371

4 – Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 19, с. 121

• Журнал «Социум»
• 1991 год
• №1

Ещё в главе «Деревня - город - отечество»:

Крест народного кормильца

Мы все имеем вид путешественников...

Возрождая города, мы возрождаем демократию

Путешествую вдоль Оки

Какому флагу присягнём?