История одной «кавалерийской атаки». О неэффективности силовых методов
В первые годы царствования Александра II, будущего Царя-Освободителя, в министерстве Императорского Двора, ведавшем удельными владениями Дома Романовых, разразился пренеприятнейший скандал.
Выяснилось, что царские крестьяне-белопашцы села Коробово Костромской губернии чуть ли не все совратились в раскол, то есть совершили преступное отступление от православного вероисповедания. Сам по себе подобный факт новым не был: по тогдашним подсчётам около 10% русского населения империи числились в расколе – в старообрядчестве и сектантстве. Но тут случай особый: коробовские царские мужички являлись прямыми потомками и земляками спасителя династии, принявшего смерть за царя, Ивана Сусанина. (А опера Глинки была тогда одним из художественных символов Православия, Самодержавия и Народности.)
Одарённые льготами и привилегиями, избавлявшими их от всех податей и повинностей, неблагодарные потомки Сусанина «завели у себя в селении и в окрестных лесах притоны для бродяг и беглецов, прикрывающихся религиозным фанатизмом» – превратившись тем самым в последователей секты бегунов-странников. По полицейским донесениям, бегуны не признавали Святой Церкви, властей, а законы не считали для себя обязательными.
Утверждая, что для спасения души необходима скитальческая жизнь, бегуны «...или сами оставляли свои дома и семейства, или давали у себя пристанище странникам и беглым... обман и блуд у них не считается за грех, и вообще религиозным бродяжничеством прикрывается нередко бродяжничество, связанное с целью воровства, грабежей и других преступлений». Как указывалось в материалах полицейского дознания, совратившиеся в раскол коробовцы на протяжении многих лет преступно использовали свою привилегию на запрет въезда в их село полиции, а отсутствие над душой урядника с плёткой (дубинкой, резиновой палкой), как известно, негативно действует на поведение русского человека, ибо «бес в человецех силен».
Что оставалось делать в этой ситуации первому помещику? Примерно наказать «грех» твёрдой рукой: личным указом императора предписано было выселить несколько человек из Коробова в другие удельные имения с лишением всех ранее пожалованных льгот, а костромскому губернатору рекомендовано впредь не считать село Коробово изъятым от действия общих для всех законов.
На этом борьба с привилегиями потомков Сусанина закончилась. А вот как быть с другими (миллионами!) укоренившимися в расколе и постоянно уклоняющимися в раскол верноподданными?
«Плохое наследство оставляю тебе, Саша», – сказал сыну на смертном одре император Николай Павлович. Вместе с массой нерешённых и вновь возникших вопросов новому царю досталась и проблема раскола. Уже в первые дни его правления со слёзными прошениями о послаблениях обратилась наиболее влиятельная группа старообрядцев – московские поповцы.
Император прибегнул к помощи наиболее компетентного тогда в религиозных делах органа – нет, не к Святейшему Синоду, а к секретному Комитету Министерства внутренних дел: «Обращаю внимание на важность сего государственного и, можно сказать, жизненного для нас вопроса и ожидаю полного и откровенного мнения для успокоения колеблющейся моей совести в этом важном деле, то есть как согласовать выгоды нашей церкви с государственными выгодами умов пяти (!) миллионов людей».
Какое откровенное мнение мог высказать секретный Комитет по одной из острейших проблем государственной политики? От этого зависело, как в дальнейшем будет строиться отношение правительства к расколу.
.jpg)
Рисунок из «Народной газеты» (г. Ульяновск)
«К костру готовьтесь спозаранку», – гремел мой прадед Аввакум. (Н. Клюев)
«Отношение Правительства к расколу, – как говорилось в «Истории МВД», изданной в 1902 году, – в царствование Императора Николая Павловича определяется основным взглядом, по которому русский раскол не есть народная религия, не есть какое-либо христианское исповедание, а отступничество от православной веры и потому выходит из пределов веротерпимости. В силу такого взгляда Правительство не признавало за расколом юридического бытия и, если ещё предоставляло расколу уже существующему доживать свой век, то в следующем поколении не желало знать ни раскола, ни раскольников».
Вот так. Императором Николаем Павловичем прямо ставилась задача на полное искоренение всего старообрядчества и ещё более древнего русского сектантства. И это не было прихотью императора. Наличие в стране многочисленной разветвлённой и законспирированной сети чуждых официальной церкви и власти организаций – общин, братств, сосредоточение в их руках огромных материальных ценностей и средств вызывало вполне обоснованную тревогу всего государственного аппарата.
Сам государь отлично помнил, что те, кто при его восшествии на престол вывели полки на Сенатскую площадь, эффективно использовали организационные структуры и «крышу» квазирелигиозных масонских лож. А жандармская разведка располагала достовернейшими сведениями, что герценский «Колокол» в Лондоне финансируется на деньги старообрядца Солдатенкова. Другая «подрывная» литература шла в Россию через пограничных старообрядцев, активно сносящихся с единоверцами в Персии, Турции и Австрийской империи.
В холерных и особенно картофельных бунтах службы безопасности также усматривали чёткий раскольнический след.
С конца 30-х годов XIX века по указанию Николая I начинается подготовка к «кавалерийской атаке» на раскол. Что такое кавалерийская атака? ...Тяжёлая масса закованной в кирасы конницы одновременно, с нескольких направлений, на полном скаку врезается в плотные ощетинившиеся сталью штыков ряды пехотного каре, прорубает себе дорогу палашами и, разделив на разрозненные, лишённые единого руководства, деморализованные группы противника, берёт их в угон. Это в идеале. На поле боя всё может выглядеть иначе.
В авангарде атаки на раскол было поставлено всесильное Министерство внутренних дел, опутывавшее своими щупальцами все сферы политической, экономической и социальной жизни империи. Ему и было поручено выбрать направление главного удара. Консультантом выступил Святейший Синод, разработавший впервые в России классификацию раскола по степени вредности сект. Все течения и толки раскола были разделены на «вреднейшие», просто «вредные» и «менее вредные». Безвредные не предусматривались.
К вреднейшим были отнесены иудействующие (субботники), малаканы, духоборцы, хлысты, скопцы и старообрядцы-беспоповцы, то есть те, кто «никакой власти не признают Богопоставленною... отвергают молитву за Царя... пишут и произносят жестокие хулы на Церковь и Таинства... вводят человекообожение... отвергая брак, вводят безнравственность».
Ко второй категории были отнесены старообрядцы-беспоповцы, которые «не отрекаются молиться за Царя и принимают брак, но решительно вредны, потому что отвергают Священство и Таинство Евхаристии и, кроме сказанного, всё заимствуют от худших отраслей беспоповщины и, между прочим, дух демократический (!)».
К менее вредным относились поповские течения старообрядчества, расцениваемые лишь как раскол, но не как ересь. Поповщина, как отмечалось, более церковного сохраняет и более представляет надежды к обращению.
Интересно, что специальным циркуляром Святейшего Синода православным священнослужителям, дабы избежать дискредитации в глазах населения, рекомендовалось ни под каким видом не вмешиваться в действия светских властей и избегать прямого контакта с ними по вопросам борьбы с расколом и раскольниками, «преследование коих не есть дело духовенства». Указывалось: «Соблюдая во всём благоразумную умеренность и осторожность... входить в сношения с местным гражданским начальством лишь по выявленным фактам совращения в раскол». Таким образом, основная тяжесть работы легла на плечи полицейских и жандармских чинов.
В раскольнических губерниях были созданы специальные секретные Совещательные Комитеты, наделённые правом внесудебной репрессии, полной компетенцией в проведении оперативно-разыскных мероприятий, дознания и следствия по делам о расколе. Вмешательство кого бы то ни было в деятельность этих структур категорически запрещалось.
И... атака началась – по всем правилам стратегии и тактики: в губернии десятками и сотнями забрасывались инструкции и циркуляры МВД, Святейшего Синода, Правительствующего Сената, регламентирующие опечатывание (закрытие) раскольнических церквей, часовен, скитов, молитвенных домов, уничтожение старообрядческих поселений, выселение раскольников в отдалённые регионы империи, даже ликвидацию старообрядческих кладбищ. Последовало массовое выселение старообрядцев из припограничных районов, был строжайше запрещён выезд раскольников за границу и жёстко регламентирован порядок их передвижения по стране, усилен паспортный режим.
В гражданское и уголовное законодательство были внесены нормы, санкционирующие наказания в виде ссылки в Закавказье и Сибирь, каторжных работ, наказаний плетьми и наложения клейм для лиц, виновных в явном и открытом оказательстве раскола и распространяющих раскол. Наказания предусматривались и для православных, совратившихся в раскол.
Явным доказательством раскола могло быть, например, погребение умершего не по православному обряду, исполнение «раскольницких» молитв и псалмов в присутствии православных, ношение схимы, монашеской одежды лицом, не являющимся православным священнослужителем, ношение раскольничьих образков и нательных крестов, двоеперстное осенение себя крестом...
Особые мероприятия по искоренению раскола проводились в армии. Лица, исповедующие любое направление старообрядчества (не говоря уже о сектантстве), не могли рассчитывать на повышение в чине, если не принимали православие, а распространявшие в какой-либо форме свои убеждения ссылались в Сибирь. Даже отставникам-раскольникам запрещалось ношение формы, знаков отличия и наград, пожалованных в период службы.
.jpg)
Художник С. Васильковский
«Верный да разумеет, что делается в нашей земле за нестроение церковное и разорение веры и закона. Говорить о том престанем, в день века познано будет всеми, потерпим до тех мест» (протопоп Аввакум)
Памятуя о роли старообрядчества в возникновении в былые времена восстаний и крестьянских войн, принимались меры и к нейтрализации раскола среди казачества. В казачьих войсках был введён запрет на занятие любых должностей раскольниками и санкционировано исключение из казацкого сословия лиц, распространявших раскол. Совсем в духе Петра I было указано: «...отказывающихся брить бороды казаков (предполагалось, что это отличительный признак раскольников) переводить, но без специального пособия, на переселение из Войска Донского в Кавказское Линейное, где бороды дозволялись». Тем же духом было проникнуто личное указание Николая I об изъятии «лишних» колоколов у раскольников-старообрядцев.
Наконец, была заложена «мина» под само формально-юридическое существование раскола: введены жёсткие правила регистрации новорождённых. Не крещенного по православному обряду младенца не вносили в метрические книги, и впоследствии, по совершеннолетию, он становился неправоспособным как незаконнорождённый, в частности не обладал правом наследования.
Для состоятельной части купеческо-промышленного старообрядчества и сектантства (Морозовы, Гучковы, Рябушинские) это было ударом ниже пояса. И усыновить они уже никого не могли – специальным указом запрещено было призрение православных детей раскольниками, дабы они не воспитывались в духе раскола. Эта норма распространялась и на ближних родственников.
Таким образом, раскол ставился в невыносимые условия, единственным выходом был переход в лоно официальной Церкви. Возвращенцев же ждали льготы и привилегии: освобождение от податей и налогов на 5-10 лет, бесплатное строительство и содержание за счёт казны церквей и причта, даже государственные награды, например серебряная медаль «За усердие» для тех, кто помог делу возвращения.
Итоги десятилетней атаки на раскол были двоякими. С одной стороны, часть старообрядчества (которой было что терять) сломалась и из чисто меркантильных соображений приняла условия игры. Крупнейшие фабриканты Москвы, например братья Гучковы, в 1847 году перешли из федосеевской «вредной» общины в более лояльный поморский толк, а в 1853 году – в так называемое единоверие. Всего же, по данным МВД, с 1842 по 1850 год в православие и «единоверие» обратилось 31 432 раскольника, причём 1686 человек – находясь под угрозой уголовного наказания. Цифры смехотворные, и те, кто ими располагал, прекрасно понимали это.
С другой стороны, раскольники вовсе не были похожи на агнцев, влекомых на заклание, – они сопротивлялись. И сопротивление это выражалось не только в глухом брожении, проклятиях, посылаемых «Антихристу и Царству Его», но и в использовании коррумпированности государственного аппарата (за подношения готового дать послабление от «драконовых» законов) в своих интересах. Ширилось движение бегунов-странников.
В отдельных случаях раскол сам переходил в наступление. Так, по инициативе белокриницкой церкви Австрийского согласия в конце 40-х годов был спровоцирован мощный всплеск (задолго до этого существовавшего движения) беглопоповства. Сотни православных священнослужителей «белого» и «чёрного» духовенства ринулись по примеру митрополита Амвросия занимать места белокриницких архиереев или уходить в скиты других то́лков и согласий.
Руководство МВД располагало объективной информацией о создавшейся ситуации и пришло к выводу, что «предпринимаемые меры для искоренения раскола недостаточны, так как причины его коренятся глубоко и не могут быть вырваны одними административными средствами». Видя всю бесперспективность дальнейшего закручивания гаек, руководство МВД в 1853 году выступило с робкой инициативой либерализации чрезмерно жестоких положений законодательства по части раскола. Но император решительно пресёк ретирадные настроения, соблаговолив собственноручно начертать на проекте либерализации: «...вошедшие в Свод (Свод Законов Российской империи. – С. Л.) исключить нельзя, но строго исполнять то, что против раскола тут же написано. Николай».
Обескураженные высшие чины министерства решили пойти другим путём: привлекли на помощь науку – может, ей высшая власть не сможет возразить? При МВД создаётся особое секретное Управление по делам о раскольниках. Чиновники по особым поручениям для дел раскольничьих командируются в старообрядческие и сектантские регионы с задачей сбора информации о быте, составе, особенностях характера и психологии «объекта».
К работе привлекаются видные учёные и литераторы, например, Н. И. Надеждин, написавший по поручению МВД «Исследование скопческой ереси», М. А. Мельников (Печерский) – один из авторитетнейших экспертов старообрядчества.
Собираемые материалы поступали на обработку группы аналитиков, и спустя три года на стол молодого императора Александра Николаевича лёг доклад особого секретного управления, венчаемый весьма нелицеприятным и довольно самокритичным выводом: «коренной причиной раскола было невежество народной массы, особенно женщин, а косвенными являлись такие факты, как холодность к религии среди самих православных, влияние многочисленных моленных, ненависть к православию, питаемая недостатками духовенства, малочисленность церквей и священников, бездеятельность и злоупотребления полиции».
Сомнения высшей власти по поводу провала «кавалерийской атаки на раскол» были рассеяны, и наступило время введения в действие новой политики – полной веротерпимости, политики эпохи либерализма.
Прошли годы, и московские раскольники, первые обратившиеся с мольбой о пощаде, направили Царю-Освободителю Всеподданнейший адрес, отличавшийся особенной теплотой и искренностью: «В новизнах Твоего Царствования нам старина наша слышится».
Адрес этот был направлен по случаю 25-летия царствования Александра II: «новизнам» и самой его жизни оставался малый срок. А потом, по выражению А. Блока, «Победоносцев над Россией простёр совиные крыла», либеральные новшества в отношении раскола были отброшены, и чуть было не повторилась «кавалерийская атака», но, скажем так: «кони» уже устали.
Однако прошло ещё немало времени, прежде чем появился указ «О началах веротерпимости» 17 апреля 1905 года, когда наконец были распечатаны алтари... Увы, не надолго.
.jpg)
Сергей Лукьянов (г. Симбирск)
Ещё в главе «Сердце - разум - дух»:
История одной «кавалерийской атаки». О неэффективности силовых методов
Философский камень. Истиннейшее Евангелие сей страх разгоняет