Гибель Империи: взгляд с востока
Зa долгие хрущёвско-брежневские десятилетия общественное мнение СССР аккумулировало огромное количество прописных истин, расхожих общеинтеллигентских конвенций, построенных, как правило, от обратного к штампам официозной пропаганды. В публицистике периода гласности все эти стереотипы-перевёртыши альтернативного советского сознания были обкатаны, проговорены, пережёваны и усвоены «массами».
Но в вихре разнотолков удивляет одно – немногословие, почти молчание в ответе на вопрос: почему началась «перестройка»? Между тем именно здесь – ключ к загадкам сегодняшней истории. Массовое сознание убаюкано рассуждениями о «давно назревших тенденциях», о невозможности жить так дальше и проч. Но попробуем забыть на время, «что нам говорили», возьмём факты и подумаем сами.
А был ли кризис?
Знаменитый 1984 год характеризовался полным исчерпанием оппозиционной энергии, возможностей открытого нонконформизма. «Неформальные» силы общества в самом широком спектре (от богемных интеллектуалов до чисто политических диссидентов, ориентированных на академика Сахарова) с 1972 до 1984 прошли такой путь разложения, распада, разочарования и приспособления, что говорить о них как о серьёзном политическом факторе в предперестроечное время нельзя. Лидерами перестройки стали деятели истеблишмента, которые и до её начала были у дел. Старые же нонконформисты заявили о себе лишь на четвёртом году горбачёвской эры, тогда-то обрела популярность тема «шестидесятников», якобы подготовивших перестройку.
Чувство реальности требует признать, что никаких признаков катастрофы не ощущалось и в экономике. Сейчас, когда муссируется тема застойно-советского паразитирования на природных ресурсах, трудно встретить информацию о действительных масштабах промышленного экспорта СССР, в котором, конечно, лидировала продукция ВПК. Советский Союз был крупнейшим экспортёром оружия (в 1984 году – на 25 млрд долларов).
Только ежегодные 4-миллиардные закупки вооружений Ливией покрывали половину стоимости хлебного импорта (8 млрд долларов). Так что говорить о каком-то «проедании ресурсов» можно лишь с оговорками: это было сложное, многоступенчатое «проедание», причём речь идёт о ресурсах всего «третьего мира», чей вывоз на Запад (ибо откуда та же Ливия могла получать доллары для покупки советского оружия?) обеспечивался через посредничество экономики СССР.
.jpg)
До сотворения совимперии бурлили центры. Ныне, с её распадом, трясёт периферию. На снимке: один из лидеров оппозиции Давлат Худойназаров на площади Озоди в Душанбе (8.05.92 г.). Автор фото: А. Шогин
Мир 60–80-х годов был хитроумно организованным механизмом: Запад сбывал остаточный продукт соцлагерю, а тот в свою очередь – уже свой остаточный продукт «третьему миру». Такая система сознательно поддерживалась заинтересованными сторонами через искусственное завышение цен на западную продукцию и занижение на советскую. В начале 80-х за стоимость одного американского танка можно было приобрести три советских. Значит, не было ни массового недовольства, ни катастрофического провала в экономике.
Советское общество того периода было сбалансировано оптимальным образом, происходившие внутри страны процессы управляемы. Даже андроповские массовые облавы на граждан в банях и кинотеатрах были встречены если не с «пониманием» (как тогда говорилось), то по крайней мере с циничным безразличием.
В практике пропагандистской манипуляции фактами нет мелочей. 1985 год стал годом-символом, сравнимым лишь с 1917. Понятно почему: будучи годом прихода Горбачёва к власти, он работает на концепцию уникальной миссии «генсека-коммуниста», согласно которой перестройку начал один Горбачёв, «перехитривший» всю партию, но якобы и не догадывавшийся, куда процесс заведёт. Эта мифологема – типичный пример банализации действительности, сведение её сложности к элементарным схемам обывательского мышления вопреки фактам и логике; банализации, которая избавляет массовое сознание от шока правды.
«Прорыв»
Год «интронизации» Горбачёва, как и предшествующий ему 1984-й, изрядно мифологизирован – «переломный, судьбоносный момент истории». Однако на самом деле тогда не произошло никакого видимого разрыва с советской политической преемственностью. И в следующем году, несмотря на очень осторожное введение понятия «гласность», всё шло в накатанной колее. Даже во внешней политике: на «Першинги», оккупацию Гренады, охоту американских ВВС на Муамара Каддафи советская пропаганда отвечала в жёстком тоне.
Внезапно в недрах советского режима что-то сломалось...
Впрочем, подлинный «слом», поворот начался, на наш взгляд, несколько раньше – с вторжения Китая в приграничные районы Вьетнама. В XX веке дорогостоящие и амбициозные авантюры есть наиболее эффективный способ деморализации, компрометации и – в итоге – устранения политических режимов, решившихся на такой опасный шаг. Военные авантюры стали подлинными увертюрами к «перестройке» как регионального, так и мирового масштаба.
.jpg)
Убитые в ходе столкновений между силами оппозиции и сторонниками правительства 5-7 мая в городе Душанбе. Автор фото: А. Шогин
Провал в 1979 году на редкость непрофессиональной, абсурдной военной операции Китая стал концом декларативного маоизма и началом эры прагматиков.
Десятью месяцами позже СССР вторгся в Афганистан. У этой акции, конечно, было много настоящих, недекларативных целей (в частности, содействие глобальной дестабилизации исламского мира: не забудем, что именно 1979 – год когда одновременно с советским захватом Кабула начал боевые действия Саддам Хусейн; учтём также, что следующим кандидатом на исламскую революцию был Пакистан). Однако главной целью ставилось провоцирование перестройки.
Война Запада руками арабских секуляристов против исламского Ирана и непосредственное участие СССР в войне против мусульман Афганистана (а фактически и против Пакистана) необычайно интенсифицировали процессы глобального характера, меняющие суть эпохи.
В эти конфликты, именуемые «локальными» и присутствующие где-то на периферии обыденного внимания, оказались вовлечены прямо или косвенно сознание, кровь, энергия сотен миллионов людей. Началось гигантское перемещение капиталов и кредитов. Миллиарды нефтедолларов, авансированных Ираку, оплатили то, что журналистами названо «технологическим прорывом постиндустриального Запада», а на самом деле технологическое обеспечение нового мирового порядка.
С 1980 года начинается рост карательной активности мирового истеблишмента, нарочитое пренебрежение суверенитетами второстепенных государств одновременно с проведением провокационных авантюр, последствия которых служили тщательно выверенным целям.
.jpg)
Накось выкуси, называется
Новый мировой порядок: проекция на СССР
Афганская кампания стала катализатором мощной реакции в реторте советской политической системы: целые эшелоны функционеров определённого типа «выпали в осадок».
Все знают: перестройка началась сверху, но никто в это не верит. Между тем в руководящем аппарате Советского Союза существовали (и ныне существуют у его «поместных» преемников) два блока: «автохтонов» (то есть произрастающих из «местной почвы», специфичных для неё и к ней обращённых) и «мондиалистов».
Мондиализм стремится к установлению единой планетарной цивилизации с универсальной системой социального, политического и полицейского контроля. Обе тенденции оформились и стали в оппозицию друг к другу после смерти Сталина, который гармонически воплощал в одном лице оба направления (как автохтонный вождь и мондиалистский лидер). С 1953 года в СССР шло ожесточённое противоборство этих блоков, носивших до 1979 года преимущественно закулисный характер.
Начало открытой конфронтации выразилось в кампании борьбы с коррупционерами. Аресты для политической компроментации целых номенклатурных группировок. Типично политико-философское обоснование этого мондиалистского удара: коррупция и автохтонность, местничество взаимосвязаны, и эта их связанность должна быть закреплена как аксиома, «само-собой-очевидность» в массовом сознании.
Инициаторрм этого выступления бесспорно был КГБ – главный оплот мондиализма в советской системе, обеспечивавший технически как разразившуюся тут же перестройку, так и всю серию «бархатных» либо «кровавых» революций в Восточном блоке.
Вера, что КГБ – охранительная консервативная сила, была (и пока остаётся) присущей как правому, так и левому обывателю. Однако это лишь типичная иллюзия человека с улицы, для которого контроль (или, точнее, гнёт над ним) неотделим от ощущения исторической незыблемости, неустранимости режима. В действительности охранительные структуры во все времена были одним из важнейших источников политической нестабильности.
Автохтонное евразийское имперское начало в итоге оказалось неспособным к сколь-нибудь длительной открытой конфронтации с мондиализмом. Да и сама КПСС с роковой неизбежностью исчерпала ресурсы дальнейшей дегуманизации и впала в зависимость от своих же «клерков», «белых воротничков», референтуры, связанных в отличие от выборных функционеров с «бывшими», КГБ и международными инстанциями (без чего она не смогла бы профессионально действовать).
Заинтересованы ли правящие круги в окончательном распаде государственного образования, занимающего шестую часть суши?
До сих пор есть ещё немало политологов, которые мыслят в категориях империализма, считая империалистические интересы последней инстанцией в определении геополитики. С этой точки зрения расчленение, захват, оккупация и прямое администрирование контролируемых пространств вполне адекватны целям, которые могут ставить перед собой хищнически ориентированные государства (в том числе и в отношении России).
Но реальные интересы международного истеблишмента (настоящей последней инстанции в принятии глобальных решений) не только транснациональны, но и трансимпериалистичны; эти интересы не совпадают с хищническими интересами кого бы то ни было в отдельности.
Можно быть уверенным, что с точки зрения мондиализма громадные пространства северной части Евразии по-прежнему предпочтительнее сохранять под эгидой автохтонного суверенитета – это чрезвычайно сберегает силы и средства и, что намного важнее, гарантирует стабильность.
Кроме того, на территории, подлежащей непосредственному контролю, так или иначе, но приходится создавать соответствующую инфраструктуру и делегировать на места некоторые полномочия.
.jpg)
Автор рисунка: А. Меринов
Статус, отводимый мировым контролем России ближайшего будущего, напоминает бразильский (не случайно во время перестройки резко активизировались советско-бразильские контакты). Бразилия – ведущая держава южноамериканского континента. России отводится место ведущей державы Севера Евразии. У России есть Сибирь, у Бразилии – сельва, «Сибирь южного полушария». И то и другое – Сибирь и Амазония – регионы хищнической эксплуатации и экологического бедствия.
Россию мондиализм вынуждает разоружаться. Бразилия только что под давлением мирового контроля отказалась от собственной ядерной программы. И та и другая получают в своё ведение полицейское курирование регионов, объявленных «второстепенными». В прошлом у обеих стран свержение монархии, гражданские войны, крестьянская партизанщина, жестокие диктатуры... Даже перестройки в России и Бразилии начались одновременно: в 1985 завершилось 20-летнее правление военной хунты, начавшееся, кстати, одновременно с брежневской эпохой.
Совсем недавно СССР сравнивался с США, представляя собой как бы их альтернативный аналог, но это время прошло. Впрочем, и сравнение с Бразилией условно, существенно большая значимость России заложена и в её центральной географической позиции в восточном полушарии, и в своеобразной исторической миссии.
Гейдар Джемаль, политолог.
Из журнала «Век XX и мир»
Ещё в главе «Гражданин - государство - мир»:
Демократизм: идея и образ жизни
Гибель Империи: взгляд с востока