Николай Николаевич Поляшев – легенда российской оборонной промышленности. Всю свою творческую жизнь он был связан с «Алмазом», в котором начинал конструктором, участвовал в создании многих систем оружия, разработанного на предприятии. Его по праву называют отцом целого поколения уникальных зенитных ракетных комплексов. Под его руководством были завершены разработки ЗРС-300ПМУ, ЗРС-300ПМУ1, разработана конструкторская документация, изготовлены и испытаны опытные образцы ЗРС «Триумф».
.jpg)
Учёный, конструктор, инженер, руководитель, умевший проявить жёсткость, он в то же время был душой коллектива. На долю Поляшева выпало директорствовать в самые трудные постперестроечные годы, когда, казалось, все наработки будут похоронены. А он смог удержать коллектив от распада. Сбережённое Поляшевым предприятие здравствует, разрабатывает новые системы. О том, каким был Николай Николаевич, «Военно-промышленному курьеру» рассказала дочь – Мария Николаевна Поляшева.
– К отцу, как он однажды вспоминал, пришли алмазовцы – учёные и конструкторы – разработчики систем с заявлением, что готовы написать своего рода завещание, в котором были намерены изложить свои наработки. Объяснили свой шаг так: когда в стране наступит время и появится понимание, что без «оборонки» государство существовать не должно, всё это можно будет пустить в работу. Однако этого не случилось – благодаря ему и Игорю Рауфовичу Ашурбейли предприятие сохранилось. Насколько я помню, ЦКБ «Алмаз» было единственным в отрасли, оставшимся на плаву именно в своей основной сфере – производстве вооружений. Кастрюли там никогда не делали.
– Он рассказывал дома о своей работе?
– Только тогда, когда уже ушёл с должности генерального директора, начал понемногу рассказывать о своей молодости, о том, как они с горящими глазами работали над оборонными заказами. Очень много говорил о лазерах – болел он этой темой, считал, что наша страна неправильно делает, не уделяя им особого внимания, очень хотел, чтобы мы опередили в этом плане американцев. Вспоминал об испытаниях, которые проводились. В те годы, когда он работал директором, об этом нельзя, наверное, было рассказывать.
Он всегда гордился своей работой. Всё время отдавал ей. Даже отойдя от дел, очень болел за «Алмаз». Он же пришёл туда техником, там с мамой познакомился… У него вся жизнь была связана с предприятием, как, кстати, у многих алмазовцев.
.jpg)
– Чем Вам запомнилось общение с отцом?
– Безграничной любовью. При всей жёсткости характера любовь к детям была у него потрясающая. Я его нечасто видела – в основном по выходным и в отпусках, потому что всё время командировки, испытания, запуски. У него был потрясающий интерес к жизни. Он всё время был в движении: по молодости занимался велосипедным спортом, потом начались горные лыжи, затем водные. Последнее время, когда уже неважно себя чувствовал, мы всё равно куда-то ездили – катались на катерах, путешествовали. Он не мог сидеть на месте. Каждые выходные мы собирались и ехали…
– Какой день общения с Николаем Николаевичем Вам помнится и сейчас, спустя годы?
– В разные жизненные этапы это были разные дни. Живы ещё детские воспоминания. В пору взросления он давал советы. В последние годы мы садились вечерами и разговаривали. Мамы уже не было, и у нас стало больше личного общения вечерами, потому что ему очень не хватало её.
Он учил, как вести себя в жизненных ситуациях, если считал, что я что-то неправильно делаю. Где-то быть мягче, поскольку в студенчестве у меня максималистские черты проскакивали, так что он учил общению с людьми.
Отец всегда говорил: в жизни нужно успеть много. Особенно в последнее время, поскольку болезнь была тяжёлая… Это было на даче в саду – он сидел в кресле под яблоней, и мы просто молчали. Я до сих пор это вспоминаю – была такая тёплая связь от его присутствия рядом. Это была уже не та детская, а взрослая любовь к отцу – с пониманием того, что он многое переосмысливает в своей жизни…
У него был период реабилитации, очень хороший такой, полноценный, ему врачи сумели подарить семь лет жизни. За это время уже после инсульта он успел снова встать на водные лыжи, объездить почти всё Подмосковье.
Всю жизнь путешествовал дикарём – не любил санатории. Сколько помню, мы садились в машину и ехали. На озёра в Белоруссию, на Волгу. На белорусских озёрах отец познакомился с ребятами – такими же, как и он, спортивными по характеру. Как раз они отца и моего брата поставили на водные лыжи. Позже новым спортом загорелся, нашёл в Москве место, где делали лодки по японским матрицам, заказал себе такую, и мы стали ездить на волжскую Ахтубу.
.jpg)
– С кем он дружил?
– Был у него закадычный друг, трёхкратный чемпион СССР по парусному спорту Валентин Замотайкин. К сожалению, ушёл очень рано, не дожив до пятидесяти. Это был очень интересный, живой, правильный человек. Отец очень переживал эту потерю.
– С кем-то ещё у него была такого же уровня доверия дружба?
– Только с Игорем Рауфовичем Ашурбейли.
– Николай Николаевич любил работать руками?
– Сколько себя помню с детских времён, ни разу не видела в нашем доме сантехника или электрика. Отец всё делал сам. И машину ни разу не ставил на ремонт в автомастерскую. На большом подоконнике у него была такая мини-мастерская – он всегда всё делал своими руками.
Он был технарь, инженер по внутреннему своему состоянию. Ему это страшно нравилось – что-то конструировать, чертить. В дачном доме нужно было лестницу сделать, это совсем незадолго до его смерти. Проект Николаю Николаевичу не понравился, он его переделал. И лестницу строили по отцовскому проекту.
В отпуске он занимался машиной, доводил всё до ума. Мне, когда я села за руль, рассказывал тонкости устройства двигателя и нюансы езды. Мы снимали с ним карбюратор, приносили домой, отец его чистил, попутно объясняя принцип работы. А ведь он уже тогда был при должности и регалиях.
– Отношения Ваших родителей…
– Только позавидовать можно. Они познакомились совсем молодыми, отец маму очень любил. Я у неё спрашивала, почему она выбрала его. А она ответила: он был настолько целеустремлённый, без него у меня не было бы такой интересной жизни.
У него характер был очень взрывной, жёсткий, но мама всегда говорила: когда вхожу в кабинет, он снимает очки и улыбается, и ей становилось от этой улыбки так хорошо.
Папа с утра мог со мной поговорить, что-то рассказать, показать какие-нибудь опыты. А сказку на ночь рассказывала мама. Она была таким буфером, и отцу о наших шалостях или проблемах в школе говорила только в крайних случаях. Но если он узнавал, то всегда следовала серьёзная беседа. Надо отдать должное – он сердился, сжимал кулаки, но пальцем никого никогда не тронул. Он усаживался, усаживал проштрафившегося и начинал разговор. И его доводы всегда были неоспоримыми.
.jpg)
– Насколько трудно Николаю Николаевичу удались перестроечные годы?
– Очень тяжело. Он любил говорить: «Если раньше боролись за то, какое предприятие оборонного комплекса больше денег потратит, то здесь нужно было искать деньги». Я помню момент, когда не было денег заплатить за электричество, и отец это очень сильно переживал.
– А с Игорем Рауфовичем Ашурбейли они как подружились?
– Отец в нём увидел человека другой формации. Говорил: Игорь Рауфович мыслит иначе, более адаптирован к рыночным отношениям.
Так получилось, что один из заместителей отца, его правая рука, ушёл работать в правительство Москвы, и Николай Николаевич предложил место зама по экономике Игорю Рауфовичу, с тем чтобы навести порядок на предприятии, всё систематизировать. Так они и подружились. Плюс родство душ – Игорь Рауфович был частым гостем в доме, и отца очень радовали его визиты. Он всегда за Ашурбейли переживал как старший товарищ. Я бы сказала, у него было отцовское отношение к Игорю Рауфовичу.
– Почему Николай Николаевич не защитил докторскую диссертацию?
– Он работал над ней, материала было более чем достаточно. Но поступило предложение стать генеральным директором «Алмаза», и на науку просто не осталось времени. Но Николай Николаевич не испытывал комплексов по этому поводу. Он многое сделал для предприятия не только как руководитель, но и как учёный.
– Перемены в обществе и жизни – как он воспринимал их?
– Прежде всего считал: страна меняется, но то, что добротно создано и работает, рушить нельзя. Приветствовал людей, мыслящих новыми категориями, таких как, скажем, Игорь Рауфович. В принципе он считал, что есть место и рыночным отношениям. Однако перестраиваясь, оставался «красным директором» – душа у него болела, когда видел, как разрушалось наработанное.
Я помню, как он ездил в Англию. От той командировки отец был в восторге, от знаний, которые получил на лекциях в IBM: для него это было новое и полезное. Потом, уже в перестроечные времена, ездил на выставки во Францию. Его первый внук Юрий, сын брата, окончил Академию управления и пошёл по финансовой стезе. Николай Николаевич следил за его успехами, за тем, как он развивается. Стал интересоваться рынком ценных бумаг. Так что ретроградом он никогда не был.
– Его увлечения – это…
– В молодости – велосипедный спорт, шахматы. Потом, уже в зрелые годы, увлёкся бильярдом. Поставил на даче стол, отрабатывал удары, тренировался, смотрел турниры бильярдистов, ждал, когда приедут гости, чтобы с ними разыграть партию. Каждый раз, когда Игорь Рауфович навещал отца, они обязательно сражались. Первый стол стоял на неотапливаемой веранде на шатком полу, и Ашурбейли иногда в шутку подпрыгивал, чтобы шар закатился в лузу.
Что его в этой игре привлекло? Точность и просчёт ударов, отец очень интересовался именно научным подходом. Он ставил удары, рассчитывал сложные комбинации.