Философский камень. Истиннейшее Евангелие сей страх разгоняет

Пётр Калитин
«Русский Платон», философ-митрополит
Подходит к концу XX век – век цивилизованной дискредитации любви к жизни, если не сказать – инстинкта самосохранения. В подавляющем большинстве христианских стран эти фундаментальные стимулы человеческого существования обернулись целенаправленным соучастием в богопротивной объективации посюсторонних благ на якобы высшем и единственно приемлемом уровне Бытия.
Возник тоталитарный культ законопослушной свободы, которая предполагает естественно-неощутимое порабощение души материально-идеологическим идолом в виде интереса: или своей «демократической» плоти, или своего «социалистического» государства, или своей «фашистской» нации, или своей «интеллигентской» культуры, или своей «элитарной» истины.
Перечисленные определения верховенствующих благ, разумеется, абстрактны и на деле – диалектически скомканы, ибо они совершенно едины по смыслу: волей-неволей покорять человека одному и тому же «божку» выживания. Как не подчиниться столь органическому и гуманному «батюшке»?! Тем более, это отвечает самому сокровенному чаянию его многочисленных деток: быть, быть и быть.
Другими словами, тоталитарная Любовь к жизни настолько плотно замуровывает современных христиан, что они даже не чувствуют её цивилизованного застенка, памятуя о гарантированном праве на самопроизвол, конечно, без покушения на свою матрёшечную пещеру смертного человечества, смертного государства, смертной нации, смертной культуры, смертного индивида, смертного гения.
XX век возвратил-таки на христианскую землю блудный «рай», восстановив принципиальную гармонию общих и частных интересов. В противном случае просто неизбежна глобальная гибель...
Но почему смертная Россия ведёт себя как бессмертная и по-особому кочевряжится при осуществлении, мало сказать, наиестественнейшего её собственного соборного идеала? Хуже того, в ней лишь усиливается смертоносный хаос по мере введения противоположных жизнелюбивых порядков. Вспомните 1917 год. Разве не во имя спасения от «грядущей катастрофы» (В. И. Ленин) большевики захватили Зимний дворец?! Вспомните 1985 год.
Сошлись Молчание и Слово В последнем действе бытия. (Г. Анищенко)
Разве не во имя спасения от серьёзного социально-экономического и политического кризиса (М. С. Горбачёв) необольшевики начали перестройку?! Но сегодня пуще прежнего торжествующий беспредел (Б. Н. Ельцин) подкрепляется традиционной организацией стабильности и оптимизма. Ей улыбаются наши огнестрельные дула в прямо пропорциональной зависимости от своей убойности. Россия – в который раз! – притворилась к спасению от протянутых к ней цивилизованных рук, не важно – социалистического или демократического Благодетеля, и опять – в который раз! – она предпочитает «утонуть» в божественной пучине своего тварного «ничто», воздев над светоносной поверхностью волн наивысшие кукиши шопенгауэровских «пузырей», лопающихся по мере «раздувания» их посторонних размеров (1).
В пику любому материально-идеологическому вспомошествию с его бессознательно-гармоническим рукоприкладством тварного самосохранения вплоть до... неминуемо скорого и тоже наинатуральнейшего возмездия – личной или всеобщей эсхатологии человека или мира – согласно смертоведению отца Сергия (Булгакова) (2).
Стоит ли, вообще, предаваться цивилизованному спасению, да ещё по-детски утешаясь идиллическими десятью – двадцатью минутками загробного утренника под руководством Р. Моуди?! Не смешно ли обожествлять «соломинку» идолопоклоннической любви к жизни, когда «иных... малодушных не только самая смерть, но и одно воспоминание оной смущает и в великий приводит страх. И такие ежели есть христиане, то они чрез сие подобятся язычникам, которые должны были бояться смерти, яко никакого известного не имеющие упования». (I Сол. 4:13).
«Но нам истиннейшее Евангелие сей страх разгоняет и объявляет смерть быть желательной больше, нежели страшной», – писал ещё в 1763 году один из великих православных мыслителей России Платон (Левшин), митрополит Московский, (1737–1812) (3), как бы предвосхищая наш сегодняшний беспредел и сугубо духовный исход из оного – сквозь мужественное «упование» исключительно потустороннего спасения (4).
Земля, мать сыра земля,
Сыра матерь,
Ты всякому человеку –
Отец иже мати.
Духовный стих
Без «малодушных» иллюзий его «языческих» суррогатов, здесь и сейчас, диалектически замешанных на любви к жизни и страхе смерти. Да, это «страшное» учение (5) не ищет никаких предварительных гарантий загробного блага, особенно – через наукообразный «опыт умирания» (6). Истинный христианин должен остаться один на один со своей душевной «тьмой» и безблагодатной «мертвостью» (7). До конца ему откроется тоталитарный vide (фр.) – вид суетной пустоты, и горняя тварность солнечных бликов не воскресит такого «утопленника».
Россия не вынырнет из цивилизованного ничто при возможно действительной помощи самобытного мира. Ей не привыкать к иной Божественной оригинальности – на кресте, ведь все совершившиеся смертию Спасителевою дела, о которых сказали мы, ещё остаются некоторым образом несовершёнными, коли в нас не совершились вера и любовь.
«И для того дражайший Избавитель, желая спасения нашего и совершеннаго своими окончания, требует от нас изъяснения, можем ли и мы сказать: совершишася?
Совершились все Спасителя нашего страдания. Так перестал ли ты своими пороками уязвлять уязвленного Христа и тем в другой раз распинать Сына Божия, или еще он в тебе страждет, чего не страдал от иудей? Ибо тягостнее ему грехи христианские, нежели мучения иудейские. Несноснее для него преступление завета, в который ты с ним вступил, нежели то копье, которым прободенно было ребро его.
Совершились все дела великого посольства Его. Так совершилось ли в тебе благое изволение последовать гласу небесному? И перестал ли ты противиться Духу Святому, к добродетели тебя возбуждающему? Ибо святая веры истина остается для нас бесплодною, ежели благим сердца изволением оную не объемлем.
Совершилось чаяние всех языков. Так совершилось ли в тебе желание осиянну быть лучом благодати? Чувствуешь ли в сердце своем утешение? Слышишь ли в душе сей вопль: Прииди, Господи Иисусе! «Готово сердце мое, Боже, готово сердце мое. Готово!» (Пс. 56:8). Или в некий глубокий сон погружаешь себя и нечувствителен к истинной и вечной пользе твоей?
Совершились все пророков предсказания. Так совершилось ли в тебе познание христианской истины, и довел ли ты свое познание до такого совершенства, чтоб сердце твое можно назвать книгою Христовой? Или еще молоком питаешься и младенец в училище Иисусовом? Или еще сомнения колеблют твою мысль, и корабль твоей веры клонят к погружению?
Совершились определения Божии. Так привёл ли ты добродетель свою в такое состояние, чтоб записанным тебе быть в книгах жизни? Или Херувим с мечом пламенным возбраняет тебе вход во врата райския и отгоняет тебя от селений праведных?
Совершились дела милосердия и долготерпения Божьего. Так содрогаешься ли ты от сего великого милосердия? Боишься ты правосудия Божия, но не больше ли надлежит тебе бояться милосердия этого? Ибо находясь кто под единою правосудия строгостью, если ли бы преступил закон, может быть, представил бы в свое извинение эту самую строгость, которая его поразила унынием; но ты, видя излитый пред тобою весь источник благости и снисхождения, если бы со всем тем нарушил этот завет, завет любви, что тогда можешь принести в свое извинение?
И чтоб все вкратце заключить, совершилось ли в тебе намерение доброе, желание похвальное? Приведено ли к окончанию начатое благое дело? Бросил ли ты совсем худую привычку, от которой столько раз тщетно отставал? Восходишь ли на высоту добродетели и отверзаешь ли себе дверь в незаходимое? Ах! Слушатели, сколь все эти вопросы важны! А при том, с каким затруднением должна дать на них свои изъяснения немалая часть христиан! Однако ответствовать надлежит» (8).
...И Россия ответствует: «Совершишася!» – исторической катастрофой, кризисом, беспределом, цивилизованным несовершенством. Какое безумие, какая жестокость! – уповать на единую помощь Бога, «содрогаясь» от Его великого милосердия и – воистину «спогребаясь Ему... в смерть» (9).
«Так живи, как имеющий умереть, так умирай, как имеющий жить». Митрополит Платон (Левшин)
Но тысячу лет Россия держалась именно на христианском кресте и воскрешала, самоубийственно отвергая себя, по образу и подобию Божьему – от идолопоклоннической любви к земной Жизни.
«Чтоб истинное об отвержении себя получить нам понятие, надобно наперёд уверенным быть (в чём, думаю, никто и усомниться не может), что человек часто предпочитает худшее лучшему, что нередко последует чувственным склонностям в предосуждение здравому разуму, и что не всегда он – точный исполнитель закона совести; а чрез то, выходя из-под владычества добродетели, делает себя невольником порока.
Приняв истину сию за несомненную, не трудно узнать, в чём состоит отвержение самого себя. Ибо когда идёт кто против несправедливого усилия своих страстей; когда приятность чувств приносит в жертву пользе, утверждаемой разумом; и когда наружные выгоды порока почитает меньше тех трудов, которые ведут к добродетели, – тогда он разрывает самый крепкий узел предрассуждения и пристрастия; тогда он принуждает себя оставить приятность и пользу для чувств, весьма лестную; тогда он побеждает самого себя; и тогда-то отвергается себя самого по слову Евангельскому, а по выражению Апостола Павла, тогда он скидывает с себя ветхого человека и с худыми делами его, а одевается в нового, и тщится достигнуть до того совершенства, в каком создан первый человек. И потому отречься себя, значит, проще говоря, не слушаться самого себя, когда б мы в самих себе чувствовали побуждения, противныя истине, противныя совести и разрушающие истинное блаженство наше.
А что не сказано в Евангелии, чтобы отвергаться нам худых склонностей, но самих себя: чрез сие означается, чтоб мы от них так отреклись, как бы они совсем нам не надлежали, и их льщения так бы были для нас мало чувствительны, как бы они находились в другом ком, а не в нас. И в сем точно разуме пишет премудрый Апостол: «И вы помышляйте себе мертвых, убо быти греху, живых же Богови о Христе Иисусе Господе нашем» (Рим. 6:11).
А отсюда видно, что кто отвергается себя, тот отвергает себя и не отвергается. Отвергается в изъяснённом нами разуме, а не отвергается себя, поелику через это отвержение избирает, что больше полезно себе, поелику через то ближе становится к Богу; а вещь, приближающаяся к своему центру, не отступает от естества своего, но следует ему.
И понеже мы, отрицаясь себя, больше находим себя; для того Спаситель наш в нынешнем же Евангелии сказал: «Ибо кто хочет душу свою сберечь (то есть не отрекшись себя), тот потеряет ее; а кто потеряет душу свою ради Меня (то есть отвержется себя), тот сбережет ее» (Лк. 9:24). А из всего сказанного заключить надобно, что если бы человек всегда точно следовал закону своей совести и её ни в чем бы не преступил, то и не было бы причины Спасителю сказать: «Кто хочет идти за Мною, отвегнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною» (Мк. 8:34).
Познав теперь, в чём состоит отвержение самого себя, боюсь, чтоб не показалось кому весьма строго учение сие. Однако, положив, что оно подлинно такое есть, надобно почитать ту строгость, которая нас ведёт к совершенству. Но, впрочем, может ли то учение называться строгим, которое исполнили люди, подобным с нами немощам подверженные? Предстань здесь ты, Авраам, ты отец верующих! Предстань и дай нам самим собою пример отвержения себя.
Сей праведный муж, по несчастию времён, жил между людьми, кои, отступя от благочестия, развращённую вели жизнь и своими худыми примерами не токмо праведнаго смущали душу, но и добродетель его приводили в опасность. Глас Божий, обитающий в непорочной совести, тогда ему возопил: «Изыди от земли твоея, и от рода твоего, и от дому отца твоего, и иди в землю, юже ти покажу» (Быт. 12:1), то есть оставь видимое и известное и предпочти невидимое и неизвестное.
Повиновался избранный муж трудному сему повелению, последовал гласу тому, оставил место рождения, дом, сродство́ и житейския выгоды, и всему тому предпочёл благочестие. А чрез то, отвергшись самого себя, яснейший миру оставил пример, как побеждать препятствия, кои с нами встречаются в пути, добродетели.
Той же божественный глас вопие́т и тебе, возлюбленный Богу христианин, и говорит: Изыди не из земли твоей, но из самого себя, из внутренности тления твоего; изыди не от рода твоего, но от вредного с худыми людьми обращения; изыди не из дома отца твоего, но разорви крепкий узел, которым связывает тебя худая привычка, и иди в землю, что выше небес, в которой обитает Бог, в землю, кипящую мёдом услаждения вечного и млеком спокойствия совести. Таким образом совершается отвержение себя, таким образом следовать надобно за Избавителем своим.
И кто б не захотел бежать вслед гласа сего? Но делают нам в том затруднение следующие Евангельские слова: И возмет крест свой; а сим означается, что за отвержением себя тотчас следует крест, то есть различные искушения. Крест двоякий: внутренний и внешний. Внутренний крест есть оное сражение плоти и духа, сражение, которое находим мы в самих себе; когда склонности чувств противятся разуму, когда видим лучшее и похваляем, а худшему следуем, когда и то и другое оставить не хотим, а и то и другое вместе получить не можем. Крест тем тягостнее, что он пронзает сердце наше, и отъемлет покой совести. Другой крест есть внешний, которым нас с стороны обременяют, ибо отрекшись себя и следуя добродетели, надобно на себя поднять целый полк страстью порабощённых людей.
Икона Божией Матери «Неувядаемый цвет». Москва. XVIIl в.
Дивны тайны твоя, Богородице! Невечернее чудо любви... (Н. Лисовой)
Никто бо не любит противное себе. Твоё, христианин, благочестие вооружает против тебя нечестивого; твоя справедливость не мила мздоимцу; твоя прозорливость досадна хитрому ласкателю; твоё воздержание беспокоит роскошного; твоя тщательность в гнев приводит ленивого; твоя тщательность постоянно мучит человека распутного: «Аще от мира бысте были, говорит Спаситель своим ученикам, мир убо свое любил бы; но якоже несте от мира, но аз избрах вы; сего ради ненавидит вас мир» (Ин. 16:19).
Неси убо крест сей великодушно: иди на Голгофу за твоим подвигоположником, и в терпении твоём полагай спокойствие духа твоего: докажи миру, что сильнее есть твоё терпение, нежели его гонение. Знаю, что мысль иногда тебе говорит подобно, как говорил Исаак отцу своему, когда хотел он его в жертву принести: «Се, огнь и дрова, где есть овча еже во всесожжение?» (Бытие 22:7). Говорит иногда мысль и тебе: «Отче небесный! Се огнь и дрова, се огнь искушений и напастей и дрова оной огнь разжигающий, а где есть утешение Твое? Где есть всесильная помощь Твоя?» Но могут ли сии слова произнесены быть, чтоб в тот же час сердце твоё не наполнилось сладчайшим небесного утешения нектаром?
Мы в самых печальных обстоятельствах утешаемся, во-первых, благою совестию, которая живо увеселяет дух наш. И ежели б кто сим не доволен был, то позволил ли бы он мне желать себе всякаго благополучия с худою совестию? Второе, утешаемся твёрдым упованием, что добродетель наша в своё время в полном сиянии откроется. И ежели кто сим не доволен был, то позволил бы мне он желать себе всякаго щастия, которое бы наконец обратилось в горесть и печаль? «Аще кто приобрящет мир весь, а душу свою отщетит, кая польза человеку тому?» (Мк 8:36) (10).
Итак, отвергай себя, христианин, из самого себя, из внутренности тления твоего, утешаясь лишь благой совестью и твёрдым упованием – пережить свою ветхую человечность. Жестоко и строго такое сугубо внутреннее самоубийство, но оно никогда не придавало России буквально окостенелый имидж настоящего беспредела. Богоборческие заклятия – выжить! – не помогли ей ни в 1917-м, ни в 1985 году, не помогут и теперь. Если только не добьют – с цивилизованным «совершишася!». Только так увекоувечимся (11) мы – воочию! – в наглухо скреплённых траурных рамках, наконец, – обретённой псевдособорной гармонии посюстороннего «рая».
И сегодняшняя ситуация в стране уже не воцерковлённая тому порука. Сама материально-идеологическая объективность вопиет ныне в пользу Христова опыта смерти – на «внутреннем» кресте, благо «внешний» уже каждому дан – за его исключительно тварное жизнелюбие. Сама поверхностность зыби российской восстала ныне против своей тоталитарной светоносности, и нам ли уже естественно не погрузиться в «несущие» (12) волны окрестной мглы?! – себя и мира – ради того же выживания! Все – едино: в неслиянной бездне общего и частного «ничто». Вот они – «кануны» (13) действительной гармонии, с которой и выплывем – самоотверженные – даже от языческого страха смерти... Сам дьявол обращает в особой России ко Христу...
А пока обратимся к отечественной традиции философствования, основанной на метафизическом стенании распятого Христа, и в мёртвых буквах «русского Платона» (Вольтер) воскресим актуальный принцип сугубо внутреннего «самоубийства» и – иллюминативного погружения в душевную тьму. Без спасительной подстраховки даже мистериальными видениями, разумеется, «блага» – языческими «покушениями» на «исследование» «самых тайных советов Божиих стезей» (14). Не стоит цепляться и за элитарные истины – те же тленные идолы страстей (15).
С этой самоубийственной точки незрения воскресим и других отечественных философов христианского «ничто», чтобы переживать антиномическое безумие сугубо духовной свободы в самой смерти нашего тоталитарного рабства у жизни и её «спасительных» божков; переживать естественно и – вопреки естеству...
«Так живи, как имеющий умереть, так умирай, как имеющий жить» (16).
***
1 – См.: Шопенгауэр А. Мир как воля и представление. М., 1992, с. 298.
2 – См.: прот. С. Булгаков. Апокалипсис Иоанна. М., 1991, с. 305.
3 – Платон (Левшин). Поучительные слова. Т. 1. М., 1779, с. 36.
4 – См. также: Платон (Левшин). Поучительные слова. Т. 2. М., 1780, с. 27; Избранные мысли, с. 62. Калитин П. В. Распятие миром. М., 1992.
5 – См.: Платон (Левшин). Поучительные слова. Т. 1. М., 1779, с. 160.
6 – Моуди Р. Жизнь после жизни. М., 1991, с. 12-14.
7 – См.: Платон (Левшин). Поучительные слова. Т. 1. М, 1779, с. 159.
8 – Платон (Левшин). Поучительные слова. Т. 2. М.. 1780, с. 118-121.
9 – Платон (Левшин). Поучительные слова. Т. 5. М., 1780, с. 144.
10 – Платон (Левшин). Поучительные слова. Т. 2. М., 1780, с. 101-107.
11 – «увеко-увечиться» = «увековечиться» + «увечиться».
12 – «не-сущий» = несущий»: от слов «несущее» и «нести».
13 – «кануны» – с отзвуком: «кануть».
14 – См.: Платон (Левшин). Поучительные слова. Т. 1. М., 1779, с. 158.
15 – См.: Платон (Левшин). Поучительные слова. Т. 5. М., 1780, с. 140.
16 – Там же. с. 258.
Ещё в главе «Сердце - разум - дух»:
История одной «кавалерийской атаки». О неэффективности силовых методов
Философский камень. Истиннейшее Евангелие сей страх разгоняет