Экзамен состоялся
.jpg)
Михаил Константинович Петров (1924–1987) – философ, культуролог, историк науки – оставил после себя богатое рукописное наследие. Он был одним из тех, чьё имя пытались стереть из памяти современников. В 60-70-е годы оно блистало в среде учёных-гуманитариев. Читать его статьи было признаком «хорошего тона», залы, где он выступал с лекциями, собирали большую аудиторию.
Жизнь Михаила Петрова можно уподобить судьбе средневекового подвижника, когда каждый прожитый отрезок времени есть испытание воли.
В 1940 году он поступил в Ленинградский кораблестроительный институт. Однако чуть позже уже было не до учёбы – началась война. Всю войну он прошёл разведчиком. В кораблестроение Петров не вернулся, но корабль – пиратский – стал для него моделью культуры: авантюрный дух мореплавателей сталкивал лбами разные традиции, способы жизни, хитроумие и просто ум.
Во время учёбы в аспирантуре Института философии в 1956–1959 годах Михаил Петров разошёлся во взглядах со своим именитым руководителем, и потому диссертация, посвящённая проблеме причинности в античной философии, не была защищена.
В эти годы он написал повесть «Экзамен не состоялся», своего рода трактат о «реализации научно разработанных планов перестройки общества и роли научной критики в этом процессе». По иронии судьбы не философские работы, а философские идеи, облачённые в беллетристику, стали первым серьёзным трудом Петрова. Повесть была пропитана партийным духом (как его понимали коммунисты-идеалисты тех лет) и, казалось бы, не предвещала автору серьёзных жизненных осложнений.
Однако случилось иначе. Написанное и предложенное к прочтению на «самом верху» стоило Петрову исключения из партии. Это случилось в 1961 году. Ростовский обком инкриминировал ему «недостойное поведение, выразившееся в написании и посылке в ЦК КПСС повести антипартийного содержания» (кстати, опубликованную ныне журналом «Дон», 1989 г., № 6, № 7). Исключение и многое другое, предшествовавшее этому, стало для него (как и для многих людей его поколения – поколения XX съезда КПСС) импульсом к пересмотру нравственных и мировоззренческих ценностей. Некоторое время спустя после лишения его партбилета, произошло изгнание из официальной науки.
Мы сейчас живём в быстро меняющемся мире и за сравнительно короткий период времени (знаменитый, среди прочего, повальным выходом из КПСС, а затем официальным приостановлением её деятельности) успели позабыть, что значило в те годы быть исключённым из рядов мощной властной структуры и... остаться профессионалом. Не стать диссидентом-правозащитником (впрочем, будучи их советчиком и помощником), но быть при любой политической конъюнктуре инакомыслящим. Не уйти из философии (или заниматься ею втихую), но сознательно – именно в эти годы – остановить на ней выбор, стать её рыцарем. Но Михаил Петров был из породы тех, кто всегда ходит сам по себе, хотя тогда мало у кого хватило бы духа после партийного остракизма остаться в философии, бывшей зачастую дубинкой в руках карающих органов. Правда, их философия лишь присвоила себе имя той, которая стремится только к мудрости и у которой были великие адепты – Платон, Аристотель, Кант, Гегель. Они-то и служили ориентирами Петрову.
После того, как один из экземпляров повести «Экзамен не состоялся» был передан в райком на сожжение (это не преувеличение и не фигура речи), он пустил в ход свой козырь – блестящее знание английского, ново- и древнегреческого – и стал работать в Ростовском Государственном университете на кафедре иностранных языков. Одновременно, с 1966 года, учёный вёл курс по истории философии, не опасаясь взвешивать на весах сомнения, казалось бы, самые несомненные (для советских ортодоксов от теории) истины.
Цельность и своеобразие его авторской концепции состояла в том, что проблему сосуществования разнообразных, несводимых друг к другу способов бытия и мышления стран Запада и Востока он как бы пропустил сквозь призму культуры, внутренние изменения которой рассматривались через механизмы передачи и преобразования нового и накопленного знания.
В 1969 году он изложил свою позицию публично в статье «Предмет и цели изучения истории философии». Статью опубликовали в порядке дискуссии во втором номере журнала «Вопросы философии». Главным в ней была критика теории, согласно которой европейская история, европейская культура объявлялись абсолютом, приводящим к единому знаменателю все возможные альтернативы. Вполне вероятно, что, обойдись автор только культурологическими определениями и только ещё входящими в советский философский обиход терминами (такими, как «трансляция», «трансмутация», «информация», «социальное кодирование»), статья прошла бы спокойно, задев нервы только лишь специалистов-культурологов. Но Петров взял быка за рога, на которых красовались трафаретные лозунги «материализм – идеализм», «прогрессивное – реакционное» и так далее.
В своей статье он как раз и предостерегал от подхода к разным культурам, к разным типам социальности и разным идеям (носящим на себе печать своего времени) с таким заранее заданным набором характеристик. Он полагал, что параметры любой культуры необходимо выводить из неё самой, используя весь ментальный строй общества, включающий социально-экономическую ситуацию, но не налагающий её базовой.
Связь культуры с социально-экономическими структурами, доведённая до предела, напоминала, по замечанию Петрова, связь между бузиной в огороде и киевским дядькой.
Принципы, изложенные им, ныне приняты многими культурологами. А в то время журнал «Коммунист» (1970 г., № 23) обвинил его в «отступлении, отходе от одного из коренных принципов марксистской философии» (борьбы материализма и идеализма), и он был до конца жизни освобождён от работы в Ростовском Государственном университете «за невозможностью использования».
В шестидесятые его пытались «поставить в угол». В семидесятые ему поставили твёрдый «неуд». Петрова определили инженером в один из научных центров. За «любезность» от него требовали лишь неучастия в какой бы то ни было научной работе. Но именно к нему, как на работу, ходили коллеги и ученики. У него был даже свой Левий Матвей – молодой человек, ловивший и записывавший каждое его слово на скрижали памяти или на бумагу.
Далее шли шестнадцать лет упорного сидения за машинкой, от которых остались 12 000 страниц философских сочинений.
За прошедшие со дня кончины Михаила Петрова 5 лет многое удалось опубликовать, в том числе книгу «Язык, знак, культура» (М., 1991 г.). Готовится к выходу в свет и другая книга по системным исследованиям науки. Но при том, что мы имеем дело, казалось бы, уже с прошлым, при чтении петровского архива поражает актуальность поставленных им проблем и способов их разрешения. Петров предъявил читателю не только разнообразные способы философствования (обнаруженные им в разных регионах мира), но и собственный образ мышления, выраженный в замедленном речевом ритме, позволяющем всматриваться в детали на глазах возникающих механизмов сопоставления и взаимодействия разных типов культуры.
Михаил Петров выделяет три таких типа: лично-именной (характерный для первобытных коллективов), профессионально-именной (соответствующий традиционным обществам Востока) и универсально-понятийный, западноевропейский. Основой для подобной типологии служит «социальная наследственность», под которой понимается преемственное воспроизведение людьми определённых характеристик, навыков, умений, ориентиров. В роли социального «гена» выступает знак с его способностью фиксировать и долго хранить значение. Содержательная характеристика знака – свёрнутая запись видов социально-необходимой деятельности.
Поскольку корпус знаний превышает возможности отдельно взятого индивида, то знание нуждается во фрагментировании по контурам вместимости их в индивидов, а затем в интегрировании этих частей в целое. Практически речь идёт о соотношении социокода и индивидуального ума.
Выделив критерий фрагментации и интеграции знаний по человеческой вместимости, Петров обнаруживает формы перевода общезначимой идеи в особые для каждой культуры индивидуальные ячейки. А это такое отношение всеобщего и особенного, которое ведёт к изменению самих форм общения – общения по смыслу.
Судьба Михаила Константиновича, как это ни парадоксально, типичная для мыслящих людей. Если слово «мыслящий» вбирает понятия стойкости, мужества, ответственности, нравственности.
Конечно, направления в науке, активным созидателем которых был Михаил Петров, существуют и ныне прекрасно обходятся или делают вид, что прекрасно обходятся без него. Они – как замечательная картина с подписью «Автор неизвестен». Его делали неизвестным в то время, как он был. В этом провале «не был в то время, когда был» царил застой. Между тем гуманитарность не может существовать анонимно. Автор жив в стиле, эмоциях, интонациях, жесте. В известном смысле можно сказать, что любое гуманитарное знание – это не направление, не школа. Это имя. Поэтому – слово его носителю.
Ещё в главе «Личность - культура - ноосфера»:
Экзамен состоялся
«Душа обязана трудиться...» (о противном мраку и безобразию)