«Достойно есть». Либеральный царь Фёдор Алексеевич

Царевич Фёдор Алексеевич, третий сын царя Алексея Михайловича, родился 30 мая 1661 г. и вступил на российский престол на 15-м году жизни, 30 января 1676 г. «Царствовал же сей благочестивейший и милосердный государь, – как гласит эпитафия в Архангельском соборе, – 6 лет, и месяца два, и дней 28».

Дата его смерти – 27 апреля 1682 г. – врезалась в память современников и потомков. В этот день в результате дворцового переворота на престол, в обход старшего брата, царевича Ивана Алексеевича, был возведён не достигший десяти лет Пётр. Тогда же народ окончательно уверился, что «бояре хотят завладеть всем государством и обидети бедных», и восстание москвичей стало неотвратимым.

Годам царствования Петра I (включая и те, когда за него правила сестра Софья, а затем мать Наталия Кирилловна) посвящена огромная литература. Между тем краткое шестилетнее царствование Фёдора Алексеевича более поучительно с точки зрения истории государственной мысли и едва ли не более насыщено событиями, чем вся первая половина царствования его младшего брата.

Фёдор был не только очень юн (он скончался на 21-м году жизни), но и весьма болен. Доктора находили у него хроническую цингу. Временами болезнь разражалась тяжёлыми приступами, когда он не мог даже ходить. Юность и болезненность царя не мешали современникам и ближайшим потомкам – вплоть до историков Василия Татищева и Герарда Миллера – видеть в нём энергичного государственного деятеля. Но труды исследователей, внимательных к деятельности Фёдора, остались на Руси неизданными. Господствующей стала в XIX веке точка зрения, согласно которой за царя правили другие лица.

Между тем изучение дворцовых документов того времени показывает, что окружение царя Фёдора с годами сильно менялось и у него не было фаворитов, которым можно было бы приписать авторство именных указов. Не было даже боярина-канцлера, своего рода «первого министра», характерного для русского правительства второй половины XVII в. (вспомним Афанасия Ордина-Нащокина, Артамона Матвеева, Василия Голицына и др.). В Боярской думе и в руководстве приказами также не прослеживается господства какой-либо одной группировки, как это происходило до и после правления Фёдора.

Царь Фёдор Алексеевич. Гравюра К. Иоанне по оригиналу Ж.-А. Беннера. 1817 год

С первых и до последних дней Фёдор Алексеевич неутомимо отдавал характерные для него лаконичные указы, требовал сводок материалов для принятия будущих решений, следил за их выполнением и время от времени пугал ослушников суровыми карами (угрозы, правда, осуществлял редко). Некоторые указы адресовались исполнителю тайно, «чтоб только тебе и мне было ведомо».

Среди иноземцев ходили слухи, что смерть Фёдора и отстранение от трона его брата Ивана были связаны с серьёзной оппозицией его реформам среди высшей знати. Важно отметить, что это касалось отнюдь не отмены местничества – оно-то как раз прошло вполне безболезненно. Палата родословных дел исправно работала и при преемниках Фёдора, одарив в конце концов российское дворянство Бархатной книгой.

Царь всему голова

Многие идеи царь Фёдор почерпнул в европейской схоластике у Симеона Полоцкого, учителя всех, кроме Петра, сыновей Алексея Михайловича. В ней господствовало представление о государстве как едином целом, в котором люди играют роль органов, хоть и разных по назначению, но одинаково необходимых.

Правда, органическая теория исключала равенство (ведь голова «вящщий уд», чем нога или палец на ноге). Более того, интересы сохранения государственного организма требовали поддержания существующей социальной иерархии: бояре должны вместе с царём думать о делах в пользу мира и прибыли в государстве, воеводы командовать полками, воины служить, тяглые люди приносить оброк.

Впрочем, Сильвестр Медведев в своём «Созерцании» вложил в уста царя Фёдора суждение о том, что «ни один благородный без единого мнимого меньшим жить не может», то есть понимание необходимости учитывать интересы всех сословий в государстве.

Не меньшее значение имела, с точки зрения Фёдора Алексеевича, и возможность выдвижения в более высокие социальные слои людей «по разуму, и по заслугам во всяких государственных делах бывшим, и людей знающих и потребных», «зане в жизни сей, кого Господь Бог почтит, благословит и одарит разумом, того и люди должны суть почитать и Богу в том не прекословить!». Тот же источник свидетельствует: царю Фёдору не чужда была и мысль, что благородным, отличившимся «скудностью ума или коею неправдою... ни коего правительства вручать не подобает» во избежание бедствий для всего государства.

Внесённый на трон на руках – опухшие ноги не позволяли ходить – Фёдор Алексеевич немедленно занялся укреплением «головы» государства: Думы и центрального аппарата. Для начала был упразднён Приказ тайных дел, как стоящий вне механизма управления. На третий день царствования Думе было предписано собираться регулярно: «съезжаться в Верх в первом часу (то есть с рассветом. – А. Б.) и сидеть за делы». Те же вопросы, решения по которым затягивались, передавались лично царю. Усиливая административный нажим, он вменил в правило единое время службы: пять часов с рассвета и пять часов перед закатом.

Фёдор Алексеевич «расписал» в Думе порядок докладов дел всех центральных ведомств, а число членов Думы увеличил с 23 до 44, прежде всего за счёт равноправных высших заседателей – бояр. Устоявшаяся традиция «праздничных» пожалований чинов родственникам и фаворитам была на время царствования Фёдора забыта: в чины жаловались соответственно знатности, по административным и хозяйственным заслугам, и лишь в последнюю очередь – благодаря близости к государю.

Школа. Русская миниатюра XVII века

Освобождению Думы от огромной массы текущих дел способствовало создание именным указом от 18 октября 1680 г. Расправной палаты. Ей представлялось «слушать из всех приказов спорных дел и челобитные принимать», причём царь настрого запретил её служащим участвовать в рассмотрении дел их родных и свойственников. Эта закономерная в развитии государства передача функций в нижестоящие учреждения затронула и важнейший из приказов – Разрядный, дьяки которого получили право всюду, кроме учреждений, возглавляемых боярами и окольничими, писать указы – документы, подлежащие исполнению.

Царь стремился, чтобы максимальное количество административных и судебных дел решалось в «столах» приказов (во главе с дьяками или старшими подъячими) либо непосредственно приказным руководством (судьями или думными дьяками, которых с этих пор стали писать, как бояр, с полным отчеством). Судя по тому, что с 1680 года имена «товарищей» приказного судьи Фёдор Алексеевич писать не велел, в центральных ведомствах постепенно устанавливалось единовластие.

Искоренить взятки на Руси царь, как человек здравомыслящий, и не пытался. Однако неутомимо боролся с другим отечественным злом – судом нескорым и неправым. Прежде всего он хотел помочь тем, кто попал в нескончаемое предварительное следствие: торопил судей с решением, назначал за волокиту сроком более 100 дней штрафы...

В ряде указов Фёдор запрещал пересуд дел, уже рассмотренных при его отце. И, наконец, в довершение своей судебной реформы заменил членовредительные казни Сибирью. Причём дети могли не следовать в ссылку за родителями.

Улица Москвы. Немецкая гравюра XVII века

Царь Фёдор сделал попытку улучшить содержание в тюрьмах, а также приказал выпускать из них без всякого залога или хозяйских поручительств. Но более всего государя беспокоило великое множество и разнообразие властных инстанций, «обдиравших» его подданных поборами. 27 января 1679 г. были обнародованы два указа о реформах местного управления и налоговой системы.

«Отныне в городах (объявлялось в первом) ведать воеводам одним, чтоб впредь градским и уездным людям в кормах лишних тягостей не было», и им же отменялись многочисленные фискальные должности. В другом перечислялся длинный список податей, «которые... платили наперёд сего... в разных приказах и сверх того по воеводским прихотям». Всё это было «отставлено» ввиду непосильности для народа.

Указы также доводили до сведения жителей каждого города и уезда, что царь наказал «польготить» им в общей сумме нового единого налога. Собирать же его было велено по справедливости, «чтобы богатые и полные люди пред бедными в льготе, а бедные перед богатыми в тягости не были».

В грамотах было «прописано», насколько уменьшен новый налог на уезд и на один двор и сколько именно недоимки простил царь, «чтобы наше великого государя жалованье и милостивое призрение... было ведомо».

Отныне местная администрация прочно отделялась от финансов и лишалась «кормления». А для правильного сбора хлеба была учинена единая «таможенная орленая мера», на изготовление эталонов которой пошли старые медные деньги.

Реформируя государственное управление и суд, Фёдор Алексеевич мог вслед за поэтом Сильвестром Медведевым восклицать:

«Ничто в мире лучше, яко глава
Крепкаго тела, егда умна, здрава!»

Война и мир царя Фёдора

Совершенствовать вооружённые силы, оставлявшие в ту пору желать много лучшего, пришлось в условиях затяжной войны с Турцией и Крымом. Хотя планы широко задуманной антимусульманской коалиции провалились (1), нападение турок на российские земли удалось упредить. Спешно пожалованный в бояре и посланный на Украину Василий Голицын покорил царю турецкий форпост на днепровском Правобережье – Чигирин, и когда в 1677 г. к нему подошла армия противника, тот был надёжно укреплён и готов к отпору. Подавляющий перевес в полевой артиллерии позволил регулярным полкам Григория Ромодановского наголову разгромить неприятеля.

Однако же в условиях политической изоляции России продолжение военных действий становилось всё более «невыгодным». Теперь выхода из войны можно было добиться только вернув Порте, захваченный Чигирин, принадлежавший ранее Речи Посполитой и уже однажды «уступленный» ею туркам (поляки всё равно не признали бы города за Россией, как не признавали за нею Киева).

Однако прославившийся в походе воевода Ромодановский стоял на том, что «не держать Чигирин отнюдь невозможно, и зело безславно, и от неприятеля страшно и убыточно». Его поддержал и гетман Иван Самойлович: проще «объявить всей Украйне, что она великому государю... ни на что не надобна!», чем отдать Чигирин. И такие настроения были весьма характерны не только для армии, но и для двора.

Фёдор Алексеевич должен был решать труднейший для политика вопрос о цене войны и мира. И хотя война поначалу носила победный характер и всё население (включая дворянство, церковь и царский дворец) безропотно платило дополнительные налоги, всё равно общие убытки уже превысили все мыслимые и немыслимые пределы. А главное – в сложившейся ситуации русско-турецкое противоборство не могло привести к устойчивому миру, гарантировать спокойную границу.

Да, на этой основе мир был бы непопулярен в народе, но его результаты могли дать большой экономический и политический выигрыш. Царь Фёдор почти год провёл в мучительном размышлении и выбрал мир. Он упорно противостоял оппозиции своим курсом; когда патриарх Иоким и Боярская дума утвердили приказ Ромодановскому на решительное отражение армии великого визиря Кара-Мустафы, Фёдор заменил его своим тайным приказом – разрушить Чигирин. Дело закончилось к вящей славе России. Русский полководец сумел не только показать превосходство своей армии в бою, но как бы «случайно» сдать руины Чигирина туркам.

Фёдор Алексеевич вникал во все государственные заботы: от планов строительства новых крепостей до земельных пожалований. Предвидя условия будущего мира (заключён в 1681 году), он занялся обеспечением своего дворянства землёй. После проведённых смотров поместного войска царь знал, что на каждого дворянина в среднем едва приходится больше одного тяглого двора. Чтобы исправить положение, нужны были населённые, а значит, хорошо защищённые земли.

По плану генерала Григория Косагова, поддержанному царём, с 1679 по 1681 годы силами армии от Дикого поля было отрезано надёжными укреплениями Изюмской черты 30 тысяч квадратных километров плодородной земли. Несколько позже была закончена Новая черта от Верхнего Ломова через Пензу на Сызрань. Массовые раздачи дворянам «диких поль» и резкий рост населения южнорусских земель шли параллельно.

Там же, на вновь обретённых территориях, базировались основные силы новой регулярной армии.

Посольский двор. Немецкая гравюра XVII века

Царю Фёдору не казалось разумным, что при огромном числе военнослужащих в государстве его генералы могли полноценно использовать в серьёзной войне всего несколько десятков полков рейтар, копейщиков, стрельцов, солдат, пушкарей да строевых казаков. Драгуны спешно создававшихся когда-то на юге и в Сибири полков, солдаты Олонецкого края были по сути крестьянами, лишь во время войны призывавшимися в строй, и не оправдывали возлагавшихся на них надежд.

Беспомощным балластом в войске было дворянство, выступавшее в поход нестройными «сотнями» по уездам, с толпами военных холопов и «даточных крестьян». После их ухода «на войну» в городах оставались ещё городовые приказчики и выборные должностные лица, городовые стрельцы, пушкари, воротники и много другого военнообязанного, но малобоеспособного люда. Всех их царь Фёдор по военноокружной реформе 1679 года обращал в «регулярство», увольняя негодных к строевой службе.

Более требовательный сбор «даточных людей» резко увеличил удельный вес в армии солдатских полков. В них, как и в стрелецкие, отправлялись служилые упразднённых чинов. Служилые же «по отечеству» записывались в конные полки пограничных разрядов. Только эта служба и стала считаться действительной. При этом конница подверглась чистке: недворяне и беднейшие дворяне выписывались в пехоту.

Требуя от крестьян верно служить своим помещикам и настойчиво сыскивая беглых, царь Фёдор 15 января 1679 года издал именной указ о записи дворян в полковую службу, в котором угрожал уклонившимся вечным отлучением от чинов. А 17 марта последовал приговор боярский: у семей неслужилых дворян отбирать поместья. Военная служба в регулярной армии становилась для дворян обязательной.

Московские стрельцы, хорошо показавшие себя в боях, были переформированы в тысячные полки, а их командный состав получил общеевропейские воинские звания. И наконец, военные приказы были сосредоточены в одних руках – князя Юрия Долгорукова.

В итоговой всероссийской росписи новой армии 1680 года значилось полков солдатских – 41, стрелецких – 21, рейтар и копейщиков – 26, казачьих – 4. Не вошёл в общий список Государев двор – не столь уж большой по численности, но своей устаревшей системой чинов и традициями никак не попадавший в русло реформ царя Фёдора.

Случалось, что вопреки государеву указу придворные дьяки не оформляли прогоны генерал – майор, так как ни одна приказная душа знать не знала, выше он или ниже стольника?

По окончании войны царь осенью 1681 года подготовил своеобразную «табель о рангах», состоящую из 35 степеней. В ней с помощью наместнических титулов разного уровня (от Московского до Елатомского) сводились воедино иерархии Государева двора, армии, высшего гражданского аппарата. Созванный Фёдором Алексеевичем собор «великих ратных и земских дел» отменил местничество – архаичнейшую систему продвижения по службе в Московской Руси.

Панорама Москвы. 1661–1662. Автор рисунка: А. Мейерберг

Добрый царь, вычеркнутый из истории

Одновременно собор решал вопрос о налоговой реформе. Отменив все экстренные поборы, царь в очередной раз по просьбе «посадских и уездных людей» простил недоимки. Затем он обратился к налогоплательщикам с вопросом: «Нынешний платёж... платить им в мочь, или не в мочь, и для чего не в мочь?» Выслушав ответы, государь снизил сумму обложения (исходя из перерасчёта расходов на содержание армии в мирное время) и распределил её по 10 разрядам в соответствии с экономическим развитием земель.

Вновь каждому уезду объяснялось, как именно государь радеет о своих подданных: ведь их защищённость, богатство и процветание есть основа могущества и славы государства. Огромный рост казённой прибыли от косвенных налогов показывал, что царь на правильном пути. Оставалось соборно решить вопрос о справедливом распределении натуральных казённых повинностей. Фёдор уже указал составить справку о повинностях по всему государству и готов был принять предложения, «чтоб всем по его государскому милостивому рассмотрению служить и всякие подати платить в равенстве и не в тягость».

Используя ту же соборную форму и опираясь на представления землевладельцев об их «общей пользе», Фёдор Алексеевич сумел утвердить правила Генерального межевания. О нём мечтали многие, но в действительности даже среди высших сановников двора из-за земли «чинились меж собою бои и грабёж, а у иных и смертные убийства», а в межевые судьи шли с большей опаской, чем на войну. Царь подписал последнюю страницу правил 17 марта, когда уже был смертельно болен.

Не удалось Фёдору Алексеевичу довести до конца и реформу Церкви, соответствующую его представлению о Российском православном самодержавном государстве. Он был убеждён, что в одной стране граждане должны быть объединены единой верой – и, вероятно, поэтому достиг в христианизации Востока заметного успеха.

Массовое обращение мусульман «и иных вер иноземцев» было подстёгнуто щедрыми пожалованиями новокрещёной племенной знати. Одновременно крестившимся представителям податных сословий татар, мордвы и других народов была объявлена свобода от не успевших принять православие помещиков. К зиме 1682 г. было объявлено, что «не познавшие веры» местные феодалы навечно лишаются дворянства...

Прочность христианской веры в огромной стране должна была подкрепляться духовным просвещением. По тщательно составленному царём плану епархиальной реформы Россия вместо 17 архиереев должна была получить 73: со стройным подчинением патриарху 12 митрополитов, а им – 60 архиепископов и епископов. Столкнувшись с упорным неприятием своего плана, Фёдор начал проводить его постепенно, и успел-таки учредить несколько новых кафедр.

Однако конфликт с церковными иерархами был у царя более серьёзным. Дело в том, что Фёдор Алексеевич предлагал лечить различные общественные недуги с помощью разумного убеждения, просвещения и благотворительности – освящённый же собор в ответ требовал расширить монастырские тюрьмы, ужесточить «градской суд» по духовным делам, крепить «прещение и страх». Даже в столь богоугодном деле, как строительство богаделен, царю пришлось рассчитывать лишь на собственные средства.

Не найдя поддержки в своём милосердии у освящённого собора, он напрямую обратился к народу: в одном из своих указов выразил надежду, что общество поможет государству позаботиться об инвалидах войны и всех «бедных, увечных и старых людях». Взяв убогих на попечение и найдя нуждающимся посильную работу, можно будет и вовсе очистить от бродяг и попрошаек улицы – а значит, оберечь города от распространения заразных болезней и заодно избавиться от воров и злоумышленников, скрывающихся в нищем обличии.

Для сирот и детей нищих царь предлагал обучение по способностям и склонностям: одних – математике, «фортификации или инженерной науке», архитектуре, живописи, артиллерии, других – ремёслам. Тем самым, гласил указ, вместо будущих тунеядцев страна получит зажиточных и полезных граждан, так что не нужно будет тратиться на приглашение иноземных специалистов, из коих, к тому же, «многие в тех науках не совершенны». И ещё, не по возрасту мудрый царь был убеждён, что Россия должна вывозить не сырьё, а свои изделия – «и так бы богатства множились».

Выдающимся документом эпохи был подписанный царём «Привилей на Академию» – проект автономного университета, хорошо защищённого от обвинений в «ереси», выпускников которого царь метил на высокие государственные посты.

К числу царских добрых дел принадлежат и Верхняя типография, книги которой выходили без церковной цензуры (правда, впоследствии были прокляты патриархом), и училище Сильвестра Медведева, вызывавшее неприкрытую ненависть христианнейших «мудроборцев». Эти и многие другие удачные нововведения царя Фёдора упускаются историками из виду именно потому, что входили в русскую жизнь органично, без сокрушительной ломки старого.

Сам заядлый строитель, украсивший Кремль и окрестности Москвы многими зданиями, Фёдор Алексеевич широко раздавал москвичам беспроцентные (а часто и безвозвратные) ссуды на строительство домов из материалов Приказа каменных дел. Уже Василий Татищев, с его «петровской» закваской, считал эту меру для казны разорительной. Фёдор же видел в этом немалую пользу для красоты и прочности своей столицы. Как бы заодно были введены и единые меры для кирпича и белого камня, стала осуществляться проверка их качества.

Без особого скандала – просто запретив являться в одежде старого покроя в Кремль – царь Фёдор переменил моду как на мужское, так и на женское дворянское платье (кто же мог позволить себе отказаться от такой чести: быть призванным ко двору!). Как это ни удивительно для московских государей, он был страстным любителем лошадей и сделал многое для русского коннозаводства. («И шляхетство к тому возбуждал, чрез что в его время всяк наиболее о том прилежал!»)

Будучи даровитым почитателем поэзии и музыки, Фёдор создал при своём дворе тёплую атмосферу духовного творчества, в которой раскрылись во всю силу поэтические таланты Сильвестра Медведева и Кариона Истомина, в ней же родились – чтобы литься из-под церковных сводов на весь православный мир – песнопения Николая Липецкого и Иоанникия Коренева, а из груди самого государя исторглось царственное: «Достойно есть» – маленький певческий шедевр, и поныне исполняемый в концертах.

Царь Фёдор завещал россиянам написать и издать историю Отечества «по обычаю историков» и согласно с убеждениями своего «племени» для «всенародной пользы». Но и ранние, и более поздние учёные мужи-соотечественники с непростительной небрежностью обходили стороной его негромкие деяния. Мощная историческая фигура Петра надолго заслонила его старшего брата от потомков.

Церковь у стены московского Белого города. Немецкая гравюра XVII века

Алексей Богданов

***

1 – Германская Империя, Испания, Голландия и Пруссия втянулись в бранную ссору с Францией, Англией и Швецией (1672–1679 гг.). Польша, защищая которую Россия вступила в войну, через несколько месяцев после восшествия на престол Фёдора заключила сепаратный мир и союз с недавними врагами.

• Журнал «Социум»
• 1994 год
• №4-5