Человек исчезает в городе

Человеческое сердце нельзя своей волей сделать чистым. Устраните то, что его загрязняет, и его чистота сама по себе проявится.
Хун Цзычэн
Взаимоотношения городских детей с окружающим миром подобны движению по некоему эскалатору. Люди, стоящие на нём, – два противоположных потока. Интереса друг к другу никакого: мелькнуло одно лицо, второе... И рассеянный, размазанный взгляд в пространство.
Инфантильность отношений: «Мне не надо – к чему напрягаться?» Сколько в Москве случаев жестокости средь бела дня: человека раздевают, грабят прямо в подземных переходах, в метро, много людей вокруг, и никто не обращает внимания.
С детства так привыкли – не включаться в окружающий мир. В деревне включение обязательно. Приехал человек – кто это? Смотрит в окно бабушка, вышли из калитки женщины, старик. Чей сын? Чей внук? Человек в поле зрения. Потому что нет толпы.
Когда люди превращаются в толпу, происходит скопление, а в этом что-то от, извините, «оскопления», когда в тебе будто пропадает нечто важное. Что испытывает ребёнок, попадающий из деревни в город. В первый момент – шок. Потом начинает со всеми здороваться. Так и привыкает: идёт человек навстречу, а он ему: «Здравствуй», то есть «Процветай».
Смотрит в глаза, улыбается, подтягивается. Трудно от этого желания отделаться. И начинает как бы всех задевать. В очереди расскажет о себе (а городским жителем эта информация воспринимается как избыточная: «Ну и что ты мне это сообщаешь?»).
Приезжающий из города в деревню, наоборот, беспомощен. Город размагничивает человека: всё под рукой, всё в пакетиках. А здесь – всё живое, требует внимания: что-то тронул, наступил – а там, например, огурцы растут. Есть, правда, городские ребята, отличающиеся яркой восприимчивостью. Это те, у кого есть хоть какой-то опыт: дома кошка, собака, или есть дача, или с родителями часто выезжает за город. Всё это – опыт бережного отношения к другому, а значит, и к живой природе, практика включения в живую среду.
Иначе: не обратил внимания – порвал брюки, наступил, раздавил – крик, шум: что ты наделал! И отвечает невпопад – «странный», в общем.
Душу формирует всё происходящее вокруг человека. Я читаю умную книгу, слушаю прекрасную музыку, вижу небо, красивую женщину, красивую одежду – и это во мне остаётся.
Но есть и другой эффект – эффект назидания. Никогда не разделял точку зрения Фрейда по поводу движений человеческой души, истоков творчества. В избытке эротики, обрушивающейся сейчас на формирующегося человека, я вижу своего рода назидание, которое приводит к тому, что он просто перестаёт обращать на это внимание. Развесьте «Сикстинскую Мадонну» по всем стенам – её перестанут замечать.
Наши беды от нашей неаккуратности, от тупости чувств.
Юноша и девушка сейчас толком познакомиться не умеют. Это та же проблема встречи. Человек идёт мне навстречу, я говорю ему: «Здравствуй» – и даже не всматриваюсь в глаза, не пытаюсь понять: а кто, собственно, пришёл? Ведь человек меняется каждое мгновенье.
И вот когда наступает момент, передо мной – тот самый, единственный ожидаемый мною человек, есть потребность встретиться, мне явно интересно. Но опыта встреч нет и потому я так неуклюже себя веду: развязно, грубо, зло. И у неё также нет опыта встреч. Неуклюжесть на неуклюжесть. Потом недоумения: «Как же ты?» – «А как же ты?» – «Я не то имел в виду». Такое вот неумение себя выразить.
Кажущееся знание друг друга, а потом кажущаяся любовь. И лишь не кажущиеся дети – живые, реальные! И вот «невстретившиеся», чужие люди натужно сосуществуют, рядом же с ними – ребёнок. Он-то делает первые шаги, встречается с миром, впитывает в себя именно те отношения, которые видит.
Мы с вами сегодня – исчезающий человек. Пролив первую кровь, революция делает первый шаг в сторону от той цели, во имя которой затевалась. Когда власть стала насаждать братство, при котором каждый несвободен, подлинное братство оказалось невозможным.
Человек перестаёт быть самим собой. То, что человек вырождается, ещё в XIX веке заметил Ницше. Сегодня мы реализуем свои возможности только на три процента, а раз так, то мы лишь на три процента активны как система. Значит, мы на 97 процентов уже как бы не люди. Проблема отсутствия, невыявленности человеческого начала в человеке – коренная.
Мы когда-то представляли мир как целое и себя в этом единстве, несли своё бремя – соединять.
Что значит «нести крест»? Купол храма олицетворяет свечу, на которой крест как способ поведения светоносного человека. Линия горизонтальная – это мы в данный момент, все процессы и явления вокруг меня, которые я вбираю, воспринимаю. Чем длиннее радиус моего видения процессов, протекающих в пространстве, тем человечнее моё поведение. Но, чтобы я мог всё воспринять, мне необходима некая нравственная основа: понимание, что есть добро и что есть зло?
Это объясняет линия вертикали: от горизонтальной вниз – ретроспектива. В будущее, вверх – к тому самому источнику света, к куполу Храма: я в себя вбираю весь свет, всю Вселенную, проникаю в её корни, к первокирпичику, первовздоху, и стремлюсь продлить не это моё единичное существование, но всю безмерность Мира.
Нести свой крест... На мой взгляд, интуиция Максимилиана Волошина очень точно это выражает:
Всё видеть, всё понять, всё знать,
Всё пережить. Все формы, все цвета
Вобрать в себя. Пройти по всей Земле
Горящими ступнями.
Всё воспринять и вновь всё воплотить.
Михаил Щетинин. Из журнала MEGAPOLIS
Ещё в главе «Деревня - город - отечество»:
Сердце болит за российских крестьян... Завещание Владимира Кирилловича
Человек исчезает в городе